Выбрать главу

— Расскажи, что с тобой происходит! — просит она.

— Зачем тебе? — спрашиваю, пытаясь нащупать хоть что-то, что поможет мне сдержаться.

— Да это не мне. Это тебе надо, — говорит Юля. — Просто, когда рассказываешь, когда выговариваешься, становится легче.

— Что же тебе рассказать? — спрашиваю, стоя облокотившись о стену и запрокинув голову к потолку.

Руки у меня в карманах, я весь напряжен и съежился как будто мне жутко холодно.

— Расскажи о себе, — тихо и спокойно говорит Юля, присаживаясь на кровать напротив. — Я ведь о тебе ничего не знаю.

— О себе? — размышляю я вслух. — Ты так хочешь услышать историю моей жизни? — Юля молчит, и я продолжаю. — Ну, знаешь ли, ничего хорошего в ней нет. Мне надо заботиться о младшей сестре, и это главное. Еще мне надо разрываться между школой и работой. Мне надо готовить завтраки и ужины. Мне надо успевать ходить с Ксюшкой по больницам, когда она болеет. Мне надо терпеть нашего идиота папашу пару раз в месяц. Все думают, что это я дерусь с какими-то пацанами на улице. На самом деле, это мой отец.

Я смотрю на Юлю — она удивлена моим откровением. И пока я цепляюсь за упрямо ускользающую мысль, Юля спрашивает:

— Почему ты не пойдешь в полицию? Почему не заявишь на него?

— Потому что мой отец — майор полиции. — отвечаюс усмешкой.

Юля только головой мотает из стороны в сторону. Такого поворота она не ожидала, а меня что-то все несет и несет. Да, мою плотину, кажется, прорвало, и теперь все близлежащие города и поселки подлежат абсолютному и бескомпромиссному затоплению.

Я думаю о своем отце. Я не могу вспомнить ничего, что бы вызывало у меня положительные эмоции.

— Да уж… — тяну. — Вот такая история у меня, Юль, вот такая милая семейка. Папаша — майор. Он приносит нам по двадцать штук каждый месяц, видимо, чтобы мы не подохли с голоду, живет в большой квартире со своей новой телкой и ездит на «Мазде». Можно представить себе, какой он майор. Разве нормальные копы ездят на «Маздах»?

— А твоя мама? — перебивает Юля. — Что с ней?

— Она умерла, — говорю.

— Извини, — Юля опускает глаза.

— Ничего, — отвечаю я, ведь это все равно не правда.

— А твоя сестра? — продолжает давить Юля. — Что она?

— А что она? — отвечаю. — Она свалила в институт. Я ненавижу ее.

— Да ладно, Ром…

— Что ладно?! Ей девятнадцать. Она могла бы остаться с нами. Да что там! Она могла хотя бы взять опекунство над Ксюшкой! Могла прийти куда надо и сказать, что готова заботиться о ней. И тогда мы бы вместе заботились. Вместе, понимаешь? Ей же, мать твою, девятнадцать лет! Она совершеннолетняя. Она все может! Она могла бы учиться здесь. Мы могли бы жить все вместе, и тогда все было бы не так паршиво. Но она свалила и бросила нас. А потом еще плачет тут, слезы льет. «Я не знала, — говорит, — что с мамой все так плохо»… Бла-бла-бла.

— Ты же сказал, что ваша мама умерла… — осторожно вступает Юля.

— Да какая разница! — отвечаю.

— Ты молодец, Ромка. — говорит Юля и подходит ко мне. — Просто ты столько на себя взвалил… Как же ты в школе учишься? Как еще успеваешь что-то?

— Да никак не успеваю! — говорю. — Мне, вообще, наплевать на эту школу. Но они же все лезут и лезут со своим образованием! И ведь я же дотягиваю до троек — что им еще надо! Но нет, они все твердят, какой я способный, что я могу больше.

— Значит, ты можешь учиться лучше?

— У меня офигенная память, Юль. — отвечаю с усмешкой. — Я что-нибудь услышу или прочитаю какую-нибудь книжку, и помню потом чуть ли ни наизусть всю жизнь. Да если б я хоть открывал их учебники… Только у меня и нет ни одного.

У меня, в самом деле, такая вот память, странная. Я на этом только и выплываю в школе. Если бы еще высыпаться и не прогуливать, но это уже выше моих сил. Помню, я прочел «Мертвые души» Гоголя, так до сих пор помню все почти наизусть, чуть ли ни до номеров страниц! И со всеми книгами так, и с тем, что я слушаю на уроках. Просто я невнимательный. Просто потом, когда мы пишем контрольные, я не могу сосредоточиться, потому что думаю не о том. Вернее, как раз о том, о чем надо. Я всегда думаю о сестренке, о том, как бы отец не приперся сегодня, как бы меня не загребли в полицию во время очередного угона или еще чего-нибудь.

Но самое главное, что при этом я могу забыть что-то важное, что-то, что на самом деле имеет значение. Например, я совершенно не помню, что говорила мама, когда отец первый раз избил меня, что она говорила, когда он избил Ксюшку. А ведь она что-то говорила. Она же не могла просто молчать! Я совершенно не помню, куда они ходили с Катей в тот день, когда папаша запер меня на балконе. А ведь это важно. Это ведь важнее всех этих книг и учебников! Но я ни фига не помню. Я не помню, как мама впервые оказалась в больнице. Я не помню, как и почему она сбегала оттуда. Я не помню, чтобы видел, как она пила. Я только помню ее уже невменяемую. Но ведь я в то время был с ней, дома. Я не помню многих моментов. А ведь это важно. Я не помню большинство причин, по которым отец вдруг начинал бить меня или Ксюшку. Я только помню, как он что-то всегда орал перед этим, но что именно — это как будто стерто. А ведь это, может быть, самое главное, вот такие моменты. Но я не помню. Поэтому я, вообще, стараюсь поменьше читать, чтобы не забивать себе голову, чтобы помнить что-то действительно стоящее, а не эту художественную литературу.