3
Проходит четыре дня. Четыре дня я никуда не выхожу. Я сижу дома и только вожу Ксюшку в садик и забираю. Катя тоже пока тусуется здесь, но мы почти не разговариваем. Просто если мы начинаем говорить, то всегда ссоримся, а я что-то от этого устал. Моя старшая сестра сначала очень возмущалась из-за того, что у нас нет телевизионной антенны. Катя, оказывается, совершенно не может существовать без телека. У нее прямо ломки начинаются на второй день. Но она быстро находит альтернативу. Она качает из Интернета целую кучу каких-то тупых фильмов и смотрит их один за другим. Понятно, делать-то ей особенно нечего. Хорошо хоть друзей своих сюда не водит.
И вот заявляется майор. Ну все, мне пора собирать вещи. Он выкладывает на стол бумажку с печатями.
— Убирайся отсюда! — бросает он мне. — Я тебя больше кормить не собираюсь! Завтра пойдем в отдел опекунства.
— Ты меня и не кормил! — огрызаюсь.
— Поговори мне еще! — рявкает он.
Я беру рюкзак, быстро кидаю в него вещи и ухожу.
Я ночую у Мироновой. Ее родители все понимают. Вернее, они понимают, что у меня мама умерла и все такое. Остального я, конечно, им не рассказываю. Какой смысл — все равно через пару дней вся школа только об этом и будет говорить.
В школе я появляюсь через неделю. После того, как вся эта история с определением меня в интернат улажена. То есть, мне придется еще некоторое время пожить дома. Вернее, не дома, а в квартире майора. Даже не знаю, как теперь называть это место, где я провел семнадцать лет своей жизни. Я потихоньку собираю вещи. Хотя, какие, на фиг, вещи! Что мне теперь может понадобиться! В любом случае, компьютер я заберу. Отдам Наташе — пусть у нее полежит. Потому что не знаю ничего о том, как там дела в этом интернате. Что-то мне подсказывает, что не очень хорошо, не мирно и дружелюбно. В общем, я собираю вещи и продолжаю ходить в школу. Хотя, правильнее, наверное, сказать «заканчиваю».
Все ходят очень тихо и даже глаз на меня не поднимают. Никаких больше выкриков, редких оскорблений и бумажек в спину, никаких укоров учителей, к которым я так привык. Я даже как будто скучаю по всему этому. Мне даже чего-то не хватает. А потом, на большой перемене, меня вызывают к директору. Ну все, началось, думаю я. Теперь, Рома, готовься отвечать на вопросы и слушать, слушать, слушать все то, что ты так тщательно и долго скрывал все это время.
В приемной, как всегда, отличная слышимость. Сегодня какая-то особенно хорошая, потому что даже секретарь Илона Дмитриевна как будто смущается, когда я, после очередной фразы, сказанной обо мне в третьем лице, запрокидываю голову, вздыхаю и закрываю глаза.
— Я вчера разговаривала с инспектором по опеке, — говорит директор. — Веригин теперь в интернате будет учиться. Папа-то ему не родной оказался. Представляете, ужас какой! Вроде, приличная семья, а вон как все обернулась. Кто бы мог подумать, Ольга Афанасьевна!
— Да уж, — сетует классная руководительница. — И ведь Рома никому ничего не говорил! Как же мы не заподозрили ничего…
— Ну а кому захочется такое рассказывать! — перебивает все тем же жалостливым тоном Ольга Геннадьевна. — Такой кошмар! Нет, ну вы подумайте. Приличная женщина, а такое!
Это они о моей маме сейчас. «Приличная женщина» — это сильное выражение. Очень сильное. Но мне совершенно не понятное.
— Что же теперь с Веригиным-то будет? — охает классная. — Он и так трудный мальчик, у него постоянные проблемы, а теперь, вообще. Даже представить не могу, что с ним будет. Совсем, ведь покатится по наклонной…
Тут все это мне надоедает, я подхожу к двери и стучу.
— Да-да! — отвечает директор.
Я стою, засунув руки в карманы и опустив голову. Передо мной — директор Ольга Геннадьевна и наша классная руководительница. Обе смотрят так сочувственно, так понимающе. Сразу видно, что теперь-то они точно все обо мне знают. Не понимают, конечно, ни фига, но знают.
— Как же так, Рома, — начинает Ольга Геннадьевна, — почему же ты никому ничего не говорил?
— О чем? — очень тихо спрашиваю я.
— Ну как же, о твоей маме!
— Ах, вон вы о чем!
— Рома, вам помощь нужна какая-нибудь? — участливо вставляет Ольга Афанасьевна. — Ты не замыкайся, не молчи. Если надо что-нибудь, ты говори. Мы чем сможем, поможем.