Третий сигнал. Утихаем. На нас все еще поблескивают и косятся бинокли. Из ложи краснофлотцев и с галерки улыбаются и машут руками — эти с нами.
Следующий антракт.
К нам примыкает краснофлотская ложа, галерочники и одиночки.
— Идем в фойе, чего тесниться.
В фойе большой шаркающий круг. Над ним смесь духов и сдержанного говора. Блестят плеши, золотые зубы.
Расчищаем центр и затягиваем «молитву Шамиля». Краснофлотец, кровожадно сверкая глазами, зажимает в зубах подвернувшийся огрызок карандаша и легкой походкой выворачивает коленца лезгинки.
Расфранченная публика, возмущенно стрекоча, уплывает.
Все в фойе наше… Песни и пляс до второго звонка.
В последнем антракте — мы завоеватели театра.
Галерка приплыла вниз праздновать победу. На сцене трагедия, у нас комедия. Мы отдыхаем в бурливом весельи, в клокоте смеха. Пусть косятся и брызжут слюной через золоченые зубы соседние ложи.
Первый снег вспененными волнами осыпается на улицы, на дома.
По мастерским радость. Третий год уходит на производственную практику в паровозоремонтный завод. Монтажники — будущие паровозники — заводят на дворе невероятный джаз-банд. Бьют в инструмент, в рельсы, в железные листы и подпевают.
По цехам дрожат трубы вентиляции — литейщики передают:
— Алло. Внимание. Оставляем вас сиротками, сматываемся в главные мастерские… Не забудьте приготовить носовые платки и ведра для слез.
У токарей новые фиолетовые халаты, над халатами цветущие физиономии. Модельщики с «урой» качают мастера. Кузнецы хвастают кожаными передниками.
У второгодников зависть в жадных глазах и вытянутых носах. Они стараются быть равнодушными, а работать не могут, выбегают взглянуть на счастливцев.
Мы — третий год — важничаем. Носы под углом в 45°. Мы настоящие производственники. Наша продукция будет громыхать в дышащих паровозах, громадных составах.
Из токарки вылетает Нина.
— Гром, как хорошо. Ты пойми — с сегодняшнего дня мы уже приносим пользу.
Она хватает меня за руки и кружит по двору.
Снежная пыль взметывается и звенящей сеткой осыпается на стены мастерских.
Здания ремонтного завода расползлись на километр. Мимо них ползут светлые полосы рельс.
Тараторят пневматики. Зудят пилы. Грохают молоты.
— Красота!
Вертится ка одной ноге Тюляляй и имитирует звуки:
— Тум-та-рута-тута-бух! Турарута бух!
В мастерских принимают шумно.
— Э-э… Сосунки явились. Пооботритесь. Сгоните жирок. В литейной, шипя, ползут краны. Квадратами высятся
громадные опоки. Гудят и полыхают жаром вагранки. Топают автоматические трамбовки.
— Во где покуралесим!
— С такими махинами покажем им сосунков. Фабзавучникам-литейщикам отведен большой светлый угол. Обнюхиваемся. Шарим по цехам и где что плохо лежит — тащим в свой угол. Теперь часть часов работы в мастерских и лишь только два теории.
Славно.
Глазеем на настоящую заливку. Краны, визжа от тяжести, осторожно тащат громадные ковши…
По матовому воздуху литейной летают, сорвавшиеся с металла, крупные звезды.
Жерла литников от избытка знойной крови загораются синими огнями. Огоньки, окружив опоку, танцуют победный танец отлитых форм.
— Это все наше. Для нас.
Руки так и чешутся.
— Почему нам с первого же дня не дают работы?
У ребят тверже походка. Серьезней физиономии. Еще бы: через несколько месяцев мы квалифицированные рабочие. Самое почетное звание в мире.
Настроение сверхвоинственное. Нина жмет;
— Надо собрать нам свой кулак. Сотков сколотил братву и заворачивает всем. Они настряпают. Нужно дать по лапам.
У старой редколлегии гора материалов против «бурсы».
— Вот что, товарищи, хватит пассивничать. Нужно группировать вокруг себя ребят. Больше внимания на первый и второй год. Они главная армия. Мы уйдем, им все достанется.
— Предлагаю на первое время каждому навербовать по два человека.
— Есть такое дело.
«Сотковцы» выпустили стенгазету, в ней скучище, длинные статьи— гладкая, никого не трогающая болтовня. Только в одной заметке возмущается «Зрячий», что Домбов опять работает.
Такой противник не страшен.
— Славный ты парень, Гром.
— О, еще бы.
— А Нинка?
— Нинка лучше меня.
— А я как?