— Я грешен, я сам себе омерзителен, — повторял Гомер, чувствуя фальшь каждого слова.
Но никогда еще он так не нравился сам себе: еще немного — и он поймет наконец, кто он, что он и какую пользу сможет приносить в жизни. Он был уверен: произойти это может только в Сент-Облаке.
Поцеловав его на ночь, Мамуля сказала:
— Не придавай значения, Гомер, всему, что пишет о содомии Профессор. И не принимай все его речи так уж всерьез.
Гомер Бур решил не дожидаться речи Профессора еще и на эту тему. Вышел из котельной; снегу выпало по колено, но это не остановило его. Профессор Дрейпер научил его преодолевать пешком заснеженные пространства. Гомер оказался отличным ходоком. Очень скоро он вышел на главную улицу, которая привела его на широкое, уходящее вдаль шоссе. Уже рассвело, когда возле него притормозил первый грузовик, груженный бревнами. Как раз то, что нужно, решил Гомер.
— Мне надо в Сент-Облако, — сказал он водителю. — Я заблудился, не знаю, куда идти.
в 193… году каждый лесозаготовитель знал, где находится Сент-Облако. Но мальчик шел в противоположную сторону.
— Ты идешь не туда, малыш, — сказал водитель Гомеру. — Поверни и поймай машину, которая едет в обратном направлении. А ты правда из Сент-Облака? — спросил водитель. Он, как и многие, полагал, что дети обычно бегут из приюта, а не возвращаются в него.
— Я просто там живу, — попытался объяснить Гомер, но водитель махнул ему рукой и уехал.
По мнению доктора Кедра, этот бессердечный водитель, оставивший ребенка одного на дороге в такой снегопад, наверняка работал на компанию «Рамзес». Следующий грузовик был также с лесоповала, шел порожняком за новой партией бревен, и Сент-Облако был ему по пути.
— Ты сирота? — спросил водитель, узнав, куда держит путь Гомер.
— Нет, — ответил Гомер. — Я просто пока там живу.
в 193… году по заснеженным дорогам штата Мэн ездили медленно. Сильно смеркалось, когда Гомер добрался наконец до родного дома. Было так же темно, как и тогда на рассвете, когда он впервые увидел мам, оставивших в приюте детей. Какое-то время Гомер стоял у дверей больницы, наблюдая, как падает снег. Затем повернулся, подошел к отделению мальчиков, постоял там. И опять вернулся к дверям больницы, где было больше света.
Он все еще думал, что сказать доктору Кедру, когда у входа в больницу остановился почтовый фургон со станции — тот самый вагон на полозьях, привозящий и отвозящий невеселых пациенток Сент-Облака. На сей раз из него вышла всего одна женщина. У нее был такой огромный живот, что возница хотел было проводить ее, боясь, что она поскользнется, но, вспомнив, зачем она здесь, подумал, наверное, что богопротивное это дело — помогать таким женщинам. Развернул свой вагон и покатил обратно на станцию. Женщина осторожно брела по колено в снегу, приближаясь к Гомеру. Вид у нее был такой потерянный, что он сам позвонил в дверь. И подумал: ей, наверное, тоже нужно собраться с духом, приготовиться к разговору с доктором Кедром.
Если бы кто увидел их сейчас, принял бы за мать и сына. Во взглядах, которыми они обменялись, было именно это родственное взаимопонимание, как будто они читали мысли друг друга. Гомера беспокоил предстоящий разговор с доктором Кедром, но он понимал, что женщине труднее, — она ведь не знакома с доктором и ничего не знает о Сент-Облаке.
Внутри вспыхнул яркий свет, и Гомер различил величественный силуэт сестры Анджелы, спешащей к дверям. Непонятно, что толкнуло его взять за руку беременную женщину. Может, он заметил у нее на щеке замерзшую слезу, а может, самому захотелось опереться на чью-то руку. Но, увидев, как сестра Анджела вглядывается в снежную мглу, отпирая замерзший замок, Гомер успокоился и сказал женщине, беременной никому не нужным ребенком:
— Не волнуйтесь. Здесь все очень хорошие люди.
Женщина в ответ с такой силой сжала Гомеру руку, что ему стало больно. И с его губ чуть не сорвалось самое, казалось бы, не подходящее сейчас слово «мама!». Но в этот миг сестра Анджела совладала наконец с замком и заключила Гомера в объятия.
— О-о! — воскликнула она. — Гомер! Мой, наш Гомер! Я так и знала, что ты вернешься!
И поскольку рука беременной женщины все еще крепко сжимала руку Гомера — у обоих не хватало духу их разнять, — сестра Анджела повернулась к ней и тоже обняла. В эту минуту ей почудилось, что эта женщина — такая же сирота, как Гомер, и, так же как он, вернулась к себе домой.
Доктору Кедру Гомер сказал, что в Уотервилле от него не было никакой пользы. Но тут позвонили Дрейперы, сообщили, что Гомер убежал, и объяснили причину. Так что Гомеру пришлось-таки рассказать историю с содомией. Пьянство профессора немало удивило доктора Кедра (пьяниц, как правило, он распознавал безошибочно), а услыхав о молитве, только развел руками. В результате записка, посланная доктором Кедром Дрейперам, отличалась несвойственной ему лаконичностью.