Но столь велика была любовь Паньи и Илиаса, что они сумели нарушить волю бога. Когда белая луна, полная и сверкающая, впервые взошла в ночном небе, она задержалась в зените и подождала, когда красная луна догонит ее. С тех пор они вершили свой путь в поднебесье вместе, убывая и прибывая почти одновременно.
Кадел медленно выводил мелодию второй песни, заставляя слушателей переживать все чувства, испытанные Илиасом: страстную любовь к девушке из племени кирси, страх перед гневом богов, радость при известии о беременности возлюбленной и, наконец (здесь, в заключительной части душераздирающего плача, мелодия вновь взмывала по спирали к самым высоким нотам), скорбь о смерти Паньи. Джедрек и вторая женщина не отставали от него ни на миг: замедлили темп своего контрапункта, когда он исполнял протяжную часть, повествовавшую о страстной любви Илиаса; ускорили темп вместе с ним, когда он перешел к следующей части, рассказывавшей о страхе Илиаса; и затем вновь замедлили, чтобы глубоко потрясти сердца слушателей пронзительно-печальной мелодией, когда он запел о скорби юноши.
Третья, и последняя песня, «Круговращение влюбленных», рассказывавшая о неповиновении, которое Панья и Илиас выказали Кирсару уже после смерти, исполнялась как канон. Сначала первая женщина высоким голосом пропевала затейливую лирическую мелодию. Когда она доходила до конца первого стиха, вступал Кадел, который повторял ту же музыкальную тему, но несколькими тонами ниже. За ним следовала вторая женщина, а затем вступал Джедрек. Таким образом, мелодия, пропетая сначала в высокой тональности, потом в низкой, потом снова в высокой и снова в низкой, как бы совершала круговое движение, и, едва умолкал один голос, мелодию подхватывал следующий. Как Илиас следовал за Паньей по небу, совершая оборот за оборотом, так следовали друг за другом голоса исполнителей, пропевая заключительную тему тринадцать раз подряд, по числу лунных месяцев в году.
Они закончили, и слушатели разразились восторженными криками и бурными аплодисментами. Но еще сильнее порадовала Кадела мертвая тишина, воцарившаяся на несколько мгновений перед овацией после того, как они пропели последние ноты. Ибо этот миг тишины, миг благоговения и почтения, томления и радости, говорил о впечатлении, произведенном на слушателей искусством певцов, гораздо больше, чем любые аплодисменты.
Он бросил взгляд на женщину рядом, и они обменялись улыбками. «Как же тебя зовут?»
— Ты замечательно поешь, — прошептал он.
Она многозначительно улыбнулась, но не покраснела, как некоторые женщины.
— Ты тоже.
Они поклонились по очереди, потом все четверо поклонились одновременно и покинули сцену, но даже после ухода певцов аплодисменты и крики не стихали. Они четырежды выходили на поклон, и публика четырежды вызывала их снова; наконец к ним подошел трактирщик и спросил, не исполнят ли они «Гимн» еще раз, за двадцать киндов, по пять на каждого.
И снова Джедрек и вторая женщина изъявили готовность, но на сей раз Кадел и темноволосая певица решительно отказались.
— Но Анесса! — воскликнула вторая женщина, поворачиваясь к сестре. — Он же предлагает хорошие деньги!
«Анесса!» Ну конечно. Анесса и Калида.
Анесса помотала головой:
— Я не соглашусь, даже если он предложит пятьдесят киндов. Двух раз достаточно. — Она на миг встретилась глазами с Каделом. — Мы дважды обретали вдохновение, исполняя «Гимн». Испытывать судьбу в третий раз просто глупо.
Младшая женщина открыла было рот, но Анесса подняла палец, останавливая ее:
— Нет, Калида. Это мое последнее слово.
Кадел одобрительно кивнул и посмотрел на трактирщика.
— Боюсь, нам придется отказаться.
Мужчина казался разочарованным, но натянуто улыбнулся.
— Я так и думал. — Он повернулся и направился к стойке. — Я расплачусь с вами, и вы можете трогаться в путь, — бросил он через плечо.
Кадел взглянул на Джедрека, который еле заметно кивнул. С пением покончено. У них еще есть дела.
— Вы пойдете с нами на пир сегодня вечером, Корбин?
Он сообразил не сразу. Вымышленное имя, взятое им на время ярмарки.
— Боюсь, что нет. — Он посмотрел Анессе в глаза. Жалко, конечно. Он бы с удовольствием провел ночь-другую в ее объятиях. — Мы с Хоноком сегодня собираемся навестить своих старых друзей.
Она слегка нахмурилась:
— Досадно. Я надеялась пообщаться с тобой в другой обстановке, вне всего этого. — Она махнула рукой в сторону сцены и улыбнулась так же многозначительно, как улыбалась раньше, когда они закончили выступление.
— Мне бы тоже хотелось. Завтра на ярмарке мы с Хоноком будем петь народные сирисские песни. Может быть, после нашего выступления?
Кадел наперед знал ответ Анессы. Несколько дней назад он случайно услышал, как женщины обсуждают свои дальнейшие планы. Все же он без труда изобразил разочарование, когда Анесса объяснила, что они с сестрой покидают Санбиру завтра утром.
— Так, значит, мы вообще больше не увидимся с вами? — грустно спросила Калида, переводя взгляд с сестры на Джедрека.
— Похоже что так, — сказал Кадел. — По крайней мере в ближайшее время. — Он улыбнулся Анессе. — Но возможно, Адриель снова сведет нас.
— Обязательно, если она понимает толк в музыке. — Темноволосая женщина широко улыбнулась в ответ.
— Ужасно жалко, что ни говори!
Все разом повернулись, заслышав звон монет. К ним направлялся трактирщик, на ходу роясь в кошельке.
— Кажется, мы договаривались по четыре кинда каждому, — сказал он, останавливаясь перед ними.
Кадел издал смешок, но в его голосе послышались металлические нотки, когда он заговорил:
— Уверен, речь шла о восьми.
Трактирщик поднял глаза. Это был довольно тучный пожилой мужчина с редкими седыми волосами и желтоватыми зубами. Он сильно припадал на одну ногу. Такой в драку не полезет.
Он просто кивнул:
— Конечно. Я забыл. Восемь. И ваше выступление стоит этих денег.
Он вручил каждому по восемь монет, а потом улыбнулся, обдав певцов запахом пива и трубочного табака.
— Надеюсь, вы снова споете нам, если вернетесь на ярмарку в следующем году. За ту же плату, разумеется.
— С удовольствием, если вернемся, — ответил Кадел.
Четверо певцов покинули трактир через заднюю дверь, которая выходила на поросший травой пустырь возле западной стены Торалда. Джедрек и Калида сразу же отошли в сторону, чтобы попрощаться. Кадел остался наедине с Анессой.
Темноволосая женщина проводила сестру взглядом, а потом повернулась к Каделу и усмехнулась уголком рта.
— Ну что ж, — сказала она, — если верить древним легендам, мы еще встретимся на бракосочетании Калиды и Хонока.
Кадел на миг смешался, и Анесса рассмеялась.
— Не беспокойся, — сказала она, явно забавляясь. — Калида не верит в легенды, точно так же как твой друг. — Выражение ее лица изменилось, стало многозначительным. — А вот я верю; и, должна признаться, я чувствовала искушение разыскать твои комнаты прошлой ночью.
— Я почти жалею, что ты не сделала этого.
Она приподняла бровь:
— Почти?
— Я тоже отношусь к легендам серьезно. Даже если бы ты пришла, вряд ли между нами что-то произошло бы.
— Ты прав, — согласилась Анесса. — Ну а сейчас? Думаю, Калида и Хонок не прочь провести вместе несколько часов до наступления вечера. И сегодня нам нечего бояться.
Предложение показалось Каделу соблазнительным. Да и кому бы оно таковым не показалось? Но ему надо было встретиться до заката с одним человеком, а в такие дни он не позволял себе отвлекаться на посторонние дела. Кроме пения, конечно; но оно на самом деле только помогало сосредоточиться. К тому же он еще намеревался переговорить с Джедреком.
— Мне бы очень хотелось. Но нам с Хоноком нужно порепетировать сегодня вечером. Мы идем в гости к друзьям, но, как и все наши друзья, они попросят нас спеть, а мы еще ничего не подготовили.
— Будь я поглупее, Корбин, я бы решила, что ты даешь мне от ворот поворот.
Он почувствовал волнение в крови, но постарался не показывать этого.