— А мне с тобой нет.
— А ты выпей. И вредность пройдет, — засмеялся он.
— Ну, если за вредность, то не чокаясь!..
Она выпила, бросила на язык дольку лимона и закрыла глаза, чувствуя, как ароматно-горькая волна хмельными струйками растекается по крови. Судя по звукам, Родик выпил также.
И вдруг он оказался рядом с ней. Сначала она почувствовала его дыхание, а затем тепло прикосновения.
Вика открыла глаза и возмущенно глянула на него. Он стоял на коленях и ладонями касался ее ног, не опираясь на них. И все так же завораживающе смотрел ей в глаза.
— Ну что, вредность не ожила?
— Не ожила, — кивнула она.
— Я могу тебя поцеловать?
— Можешь.
Он потянулся к ней, но Вика его оттолкнула.
— По телефону. Можешь пожелать мне приятных снов и чмокнуть в трубку.
— И тогда я тебе приснюсь? — улыбнулся он.
— Да, верхом на белом коне… Задом наперед. И шиворот-навыворот.
— Жестоко.
— Где ты живешь? На какой улице?
— Улица Новая, дом девятнадцать.
— Не знаю такую.
— Если улица Новая, значит, она недавно появилась.
— Долго ехать?
— Полчаса.
— Через сорок минут жду звонка. С твоего домашнего телефона.
— Жди.
Родик поднялся, собрался уходить. Вика проводила его до двери.
— Можно я поцелую тебя с мобильного телефона? — спросил он, поворачиваясь к ней.
— Нет, с домашнего.
— Но так я не почувствую вкус твоих губ.
— А ты попробуй.
— Попробовать я должен твои губы. Прямо сейчас. Чтобы запомнить их вкус… И я сделаю это!
Он решительно приблизился к Вике и ловко поймал ртом ее губы. И это была та самая решительность, которая, застав женщину врасплох, делает ее бессильной. И Вика попалась на этот прием. Дернулась раз-другой, пытаясь вырваться, и затихла как пловец, уставший плыть против течения. И поплыла вниз по реке как безвольное бревно.
Да и глупо было бы сопротивляться. Она же не девочка, и Родик это поймет. И посмеется, вспоминая, как она изображала из себя недотрогу.
Родик вел себя как опытный мужчина, привыкший к легким победам над женщинами. И целовался он со знанием дела. И язык его проник под губы лишь после того, как Вика созрела для этого.
Если он хотел разгорячить ее желания и распалить воображение, то ему это удалось. Вика созрела и для большего, чем глубокий поцелуй. Но Родик не торопился. Он страстно целовал ее в губы, его руки также не знали покоя, но время шло, а Вика все еще оставалась в одежде. И в горизонтальном положении. А страсть, она как сырой порох — сначала горит медленно, а потом быстро. Выгорает дотла и затихает. Если, конечно, пожар не перекинется на следующую пороховницу.
— Хватит!
Она оттолкнулась от него, вернулась в комнату. И, недолго думая, наполнила бокал и выпила.
— А мне? — спросил Родик.
Она сухо кивнула, наполнила и подала ему бокал.
— А закусить?
Он попытался поцеловать ее в губы, но Вика отвернула голову. Надоело.
Он сел, взял ее за руку, потянул на себя. Вика пресно глянула на него. Ну сядет она, а дальше что?.. И она села. Хотя бы для того, чтобы получить ответ на свой вопрос.
— Как-то быстро все вышло, — сказал он.
И голос у него подрагивал, и сам он вибрировал изнутри от волнения.
— Что вышло? — усмехнулась она.
Не было ничего. Да и не надо.
— Еще ничего и не входило, да? — хихикнул он.
Вика оскорбленно дернулась, поднялась, отошла от Родика.
— Ну, извини, вырвалось…
Вика удивленно смотрела на Родика. Сейчас он поразительно напоминал ей того самого робкого мальчишку, каким она знала его семь лет назад. И он смотрел на нее с той самой знакомой растерянностью. Вика помнила, как обомлел Родик, когда она сказала ему, что идет в ресторан танцевать стриптиз.
— Ты так больше не говори, — качнула она головой.
— Ну, я же извинился.
Он, казалось, пытался взять себя в руки, но у него это плохо получалось.
— За это не извиняются. Этого просто не говорят.
— Да я понял.
Вика ничего не понимала. Родик так лихо себя вел, ни дать ни взять гусар на выезде. И говорил так складно, балагурил. А тут вдруг как отрезало. Может, гусар в нем задохнулся? От перевозбуждения.
— Ну понял, и хорошо… Расскажи, как там в Москве? — Вика сжалилась над ним и сменила тему.
— Да как в Москве… Все хорошо…
— Институт окончил.
— Университет. Юридический.
— Ну и кто ты теперь?