Адриана попросили остаться после уроков и помочь Маринетт с уборкой класса. Парень охотно согласился, да и Маринетт ни капли не была против провести это время в компании приятного парня, а не как обычно — одна. Ведь только она не в силах отказать в помощи, когда ее просят.
Настало время мыть окна. Лестница блеснула в солнечных лучах. Адриан на подстраховке, Маринетт вооружилась средством для мытья окон и полезла по лестнице вверх.
Понятно было одно — эти окна уже несколько лет никто не мыл. Адриан почувствовал легкое покалывание в носу, но почесав его, оно мгновенно прекратилось. Через несколько секунд, теперь уже жжение, появилось снова. Он кое-как пытался сдержаться от чихания и ухватиться как можно крепче за ножки металлической лестницы… В чем дело?
Подняв голову вверх и лицезрея хрупкую девичью фигурку, до него дошло — пыль, которая легкими потоками ложилась на него. А у Адриана с недавних пор обнаружилась на нее аллергия. А прежде чем прокрутить эту мысль тщательней, он, сам того не ожидая, смачно чихнул, из-за чего лестница пошатнулась и милая одноклассница с криками начала падать, хватаясь руками пустоты в воздухе и роняя принадлежности для мытья.
Сработали замечательные рефлексы Адриана. Он в последний момент подставил руки и поймал хрупкую Дюпен-Чен. Она, не до конца осознавая что произошло, вцепилась в сильные плечи одноклассника и вытаращила свои бесстыдно красивые голубые очи… Напоминая Адриану кое-кого и заставляя смутиться…
— Прости, я случайно. Ты в порядке? — обеспокоенно спросил Адриан, не отрывая взгляда от лица Маринетт.
— Д-да, — слегка болтнув левой ногой, она поморщилась и посмотрела на нее, — почти.
На штанине образовывалось кровавое, постепенно растекающееся по розовой ткани, пятно.
При падении Маринетт умудрилась зацепить ногу об торчащий гвоздь.
— Черт, надо обработать!
Не то чтобы у блондина был великий опыт в медицинских делах, но банально обработать рану не составит труда никому.
Аккуратно раскатав штанину и открывая себе взор на белоснежную кожу, где красовался довольно-таки приличный порез, парень нашел в аптечке школы перекись и стал обрабатывать и на всякий случай дуть, чтобы не щипало.
Сердце девушки реагировало довольно странно. Не помнила она, чтоб о ней кто-то заботился кроме родителей так. Только она о ком-то, а тут о ней… В какой-то момент зеленоглазый юноша поднимал на Маринетт обеспокоенный взгляд, а смущенная девушка чувствовала, как сердце выпрыгивает из груди…
Закончив обработку, намазав и забинтовав рану, Адриан довольно хмыкнул своей проделанной работе.
— Жить будешь. Но будет шрам.
— Спас-ссибо.
И шрам действительно остался. Вот только он не вызывал чувства отвращения или что-то в этом роде, как обычно это испытывают девчонки, находящие дефекты на своем теле. Маринетт с трепетом проводила по шраму, довольно заметному и тяжело вздыхала. Адриан на физкультуре обратил на него внимание и пошутил, что боевые ранения только красят и без того красивую Мари. А она тем временем смущалась и понимала — влюбилась…
…не найдя в себе силы признаться в этом ему уже несколько лет. Вдруг ему будет некомфортно? Что если она застанет его врасплох и испортит их хорошее общение? Рисковать не хотелось.
Переломным моментом стало то, что будучи окрыленной от любви к мальчику модели, она совсем не обращала внимания на то, что вместе со своим влюбленным вздохом точно такой же звучит под боком из уст… Кагами. И услышав просьбу подруги о помощи язык не повернулся сказать «Он мне тоже нравится и давно», «я буду за него бороться!» Потому что она так хочет…
Вместо этого, Маринетт как будто бы язык проглотила, уставившись на покрасневшую подругу. Быть может, в какой-то момент она кивнула? Уже сама не понимает. Вот только Кагами расценила это как согласие и кинулась к подруге на шею — обниматься и целовать.
Свести их было правильным решением, подруга светилась от счастья, да и Адриан, который в последние несколько месяцев вел себя подавленно, буквально расцвел, а его лицо вновь из бледного превратилось в румяное и свежее. Внимательно следя за его расписанием, не составило труда устроить несколько их «случайных» встреч, которые, в конечном итоге, переросли в нечто большее. Миссия выполнена, она вновь помогла кому-то. Вот только…
Смотря на них, почему-то не хотелось радоваться. Вот совсем не хотелось.
И Маринетт винила себя за это. За боль, которую она чувствовала, ловя его томный взгляд… не к ее персоне. Где-то внутри ломались ребра, умирали бабочки, но это неважно. Главное, что она поступила правильно и все счастливы?