В секторе было тихо. Все работали. Я тоже села за расчеты. И внезапно отключилась...
Вернее, выпала. Еще вернее - перенеслась. Еще точнее... Нет, точнее слова не придумаешь. Помню только, что почему-то оторвалась от работы и встала, как встают за партой вызванные ученики. И так же - стоя - оказалась в незнакомой мне комнате, сплошь заставленной старинной мебелью. На столе громоздилась хрустальная ваза необыкновенных размеров. А рядом со столом прилепился древний конторский стул, застеленный оборванной газетой. На этой газете валялись вперемешку куски твердокопченой колбасы, надкусанные и целые соленые огурцы, разломанная буханка черного хлеба, а в середине украшением - возвышалась литровая банка с зернистой икрой, и в икру была воткнута алюминиевая ложка.
- Садись, раз пришла,- сказал хозяин, подвигая ко мне ногой табуретку, на которой только что сидел,женщине надо уступать место - это я твердо усвоил,табуретка опрокинулась, хам заржал.- Ну чего ты? Не стесняйся, садись, выпей за компанию.
- Выпить? В служебное время?
- Да-а! В служебное ты не можешь, это точно,и он заржал снова.- А может, все-таки выпьешь? Дефицитом побалую.
- Неужели вы еще не поняли, что пить с вами сочту позором?- ответила я гордо.- И вообще, что вам от меня нужно? Мне на работе надо быть. Зачем вы крадете мое рабочее время?
- Хорошо!- картинно восхитился парень.- Излагаешь как надо. Я доволен.
Он оглядел меня с любовью, как свое родное детище, и еще раз заржал.
- Отвратительный смех!- сказала я в сердцах.Как будто сто лягушек квакают хором.
- Ну! Ты!- парень угрожающе ко мне придвинулся, я отпрянула.
Оглушительное ржание наполнило комнату. Этот гад хохотал, хлопая себя по ляжкам, притоптывая ногами, и казалось, будто по паркету топочут лошадиные копыта...
- Копыта,- пробормотала я изумленно.
- Нет, как она испугалась!- вопил парень на всю комнату, не слыша меня.- Боится - значит, уважает!.. Ха-ха-ха!..
- Ну вот что,- сказала я с достоинством, едва только он перестал захлебываться ржанием,- мне пора. Верните меня на службу...
- Как пришла, так и убирайся,- сказал он, шлепнулся в кресло и вытянул ноги. Обычные ноги в яркозеленых носках. И добавил умиротворенно: - Гуляй, разрешаю...
Я очнулась за своим рабочим столом. Щеки у меня пылали. Последнее слово осталось за этим гадом - и это было самое обидное.
- Ничего я не боюсь!- запоздало выкрикнула я.
- Правильно,- услышала я голос Николаши,ничего не бойся. Мы с тобой.
Николаша наклонился надо мной и спрашивал робким голосом:
- Что с тобой? Может, тебе водички?
- А что со мной?- спросила я.
- Ты несколько минут стояла столбом как вкопанная, ни на что не реагировала. Как будто окаменела. Игорь Сергеевич вон "скорую" пытается вызвать,затораторила Манечка Кукина.
- Не надо "скорой",- устало ответила я.- Все в порядке. Я просто задумалась, уж очень любопытная тут корреляция намечается.
- Артистка!- пробурчала Лидия Мартыновна и отошла.
Николаша с сомнением покачал головой. Он держал меня за руку, мне передавалось его тепло. И я захотела ему рассказать все, но поняла, что этого нельзя делать.
Мрачные мысли о какой-то ужасной болезни мне удалось отогнать только усилием воли. Я заставляла себя сосредоточиться на таблицах и наконец добилась того, что цифры полностью заняли мой ум и сопоставлялись уже как бы сами собой, входя в точные и единственно верные взаимоотношения. Я работала.
К вечеру зашла Ленка, позвала пить кофе. Я отказалась.
Ленка настороженно на меня посмотрела и сказала:
- Хорошо. Мы с Николашей подождем тебя после работы. Поговорим.
Разговор был никчемный. Разговор меня раздражал. Николаша пытался меня убедить, что надо обратиться к врачу. А Ленка беспокоилась о моей репутации и о последствиях моего неумного поведения.
- С кем ты связалась?- кричала она, имея в виду профорга.- Он уже досье на тебя собирает.
- Какое еще досье? - лениво отбивалась я.
- Опоздания, прогулы...
- Прогулов не было.
- Значит, будут,- обещал Николаша с каким-то даже ожесточением.
Они так надоели мне со своими заботами и прогнозами, что в итоге я от них сбежала. Пока они размахивали руками и орали (Николаша: "Иди к врачу. Или я сам позвоню Алексею Палычу". Ленка: "Ну кто же плюет против ветра: тебе же диссертацию защищать!"),-пока они так кричали, я нырнула в подворотню, переждала там, а потом дворами побрела к метро.
Часть четвертая. НА УЛИЦЕ
Какая беспокойная жизнь. Не многовато ли волнений? Вот уже и от ближайших друзей вынуждена бежать и скрываться. Впрочем, только в стоячем болоте все и всегда спокойно. Я не желала превращать свою жизнь в стоячее болото.
Ленка конечно же права, когда утверждает, что со мной что-то стряслось. Только не СТРЯСЛОСЬ, а СЛУЧИЛОСЬ. Это не одно и то же. Со мной СЛУЧИЛОСЬ прозрение. Я стала видеть неправильное, нечестное, несправедливое. А если видишь и не пытаешься исправить - разве это хорошо? И очень жаль, что ни Ленка, ни Николаша меня не поняли, жаль, что с ними прозрения еще не случилось. Они всегда - еще с институтских времен - были мне друзьями. И сейчас они уверены, что стараются помочь мне. Но, вместо того чтобы встать на мою сторону, пытаются меня образумить.
Глупые, слепые...
Усталость и обреченность овладели мною. Но ненадолго. Я снова шла по людной улице. От газонов пахло скошенной травой. И толпа была - как любая летняя толпа - праздничной и беззаботной.
И тут прямо передо мной возникло счастливое девичье лицо. Я еще не видела спутника девушки, но уже угадывала, что именно он - источник и причина того радостного сияния, которым светилось ее лицо. И когда она уже почти поравнялась со мной, я решила посмотреть на того, кто сделал ее такой счастливой.
Я посмотрела на ее спутника. И увидела Павла.
В первый момент я себе не поверила.
Но тут услышала нежный голосок его спутницы.
- Как странно смотрит на нас эта девушка,пропела она.
- Ничего странного,- ответил Павел..- Это моя жена.
Я успела заметить, как выражение счастья сползло с ее лица.
Что Павел говорил дальше, я не услышала, потому что летела прочь от них.
Самое ужасное, что правда, которая мне открылась, хоть и была убийственной, неожиданной не была. Тысячи раз я что-то подозревала, о чем-то догадывалась...
И тысячи раз говорила себе: "Ерунда. Не стоит беспокойства. У мужчин все совсем не так, как у нас". И все закрывала и закрывала глаза... Дозакрывалась... Дожилась...
Павел догнал меня у входа в метро. Схватил за руку.
- Пусти меня! - вскрикнула я.
- Не сходи с ума! Тебе не из-за чего волноваться,- уверенно и спокойно говорил Павел, удерживая мою руку в своей.
Я с надеждой на него посмотрела:
- Но она была так счастлива... И ты... такой ты бываешь только со мной...
Я уже готова была простить его. Привычно простить. Мало ли почему он шел с ней. Сказал же он: "Это моя жена..." И Павел начал произносить именно те слова, которые нужно было произнести сейчас для того, чтобы я простила его:
- Тебе показалось. Ни с одной женщиной я не могу быть таким, как с тобой, потому что ты моя жена,- однако то, что он сказал дальше, меня насторожило: - Ты моя жена. Но вокруг так много хорошеньких женщин. И некоторые влюбляются. Страдают. А я не могу равнодушно смотреть на чужие страдания. Я стараюсь их облегчить,- тут Павел недвусмысленно и не без самодовольства улыбнулся.