«Фабрика» и «завод»…
Какая разница между «фабрикой» и «заводом»?
Каждый, пожалуй, ответит на этот вопрос быстро. Один скажет: «Фабрика дает продукцию для легкой промышленности, а завод — для тяжелой».
«А что дают хлебозавод и молокозавод?» — спрошу я.
«Нет, — скажет другой, — завод работает на сырье, а фабрика на полуфабрикатах; отсюда и название!»
«А текстильная фабрика? — опять спрошу я. — Разве хлопок — это полуфабрикат? А часовой завод? Разве тонкие части часов — это сырье?»
Нет, дорогие друзья! Думается, что между «фабрикой» и «заводом» такая же разница, как между «монументом» и «памятником», то есть — никакой… Всё дело в словесной традиции.
Слово «фабрика» — иностранное и происходит от латинского слова «faber» («фабер»), что означает «ремесленник», «мастер». Слово «завод» — русское и происходит от глагола «заводить», то есть начинать новое производственное предприятие.
«Заводы» — правда, примитивные — были на Руси с древнейших времен, а «фабрики» стали появляться с эпохи Петра I.
Со временем выработалась совершенно случайная терминология: одни производственные предприятия продолжали называться по-русски, а другие получили иностранные названия.
Вот и всё…
* * *
«Фрукты» и «ягоды»…
Ну, а какая разница между фруктами и ягодами?
«Фрукты растут на деревьях, а ягоды — на кустах», — предвижу я быстрый ответ читателя.
«Значит, рябина — фрукт? Ведь она растет на деревьях. И тутовая ягода — фрукт?» — отвечу я вопросом.
«Ну тогда: фрукты имеют косточки, а ягоды — зернышки»…
«Значит, яблоки и груши — ягоды: они имеют зернышки, а кизил — фрукт: у него одна косточка».
Так ли это?
* * *
«Шпиль» или «шпиц»?
Как назвать высокую остроконечную башню?
«Ну, конечно, „шпиль”, — ответит каждый. — „Шпиц” — это порода собак с острой мордочкой («шпиц» — по-немецки «острый») и длинной шерстью. Кто же скажет «шпиц» про башню!
Кто? Николай Васильевич Гоголь.
Раскройте его «Невский проспект» и вы прочтете: «…почувствует себя выше адмиралтейского шпица»…
Следовательно — в гоголевское время про высокую остроконечную башню говорили «шпиц». Постепенно это слово обветшало и в наши дни заменено словом «шпиль») — от немецкого «Spille» («шпилле») — «веретено».
Вот пример отмирания слова и вытеснения его новым…
* * *
Немного о словотворчестве писателей.
Может ли писатель сочинить такое слово, которое бы вошло в язык?
Может — в смысле «имеет право»… Еще Гораций писал о праве поэта: «…свою чеканить монету», то есть создавать свои, новые словообразования.
Но редко, очень редко, слово, созданное писателем, входит в язык народа.
Вот, например, из большого количества слов, сочиненных Ф. М. Достоевским, уцелело, кажется, одно слово «стушеваться».
А ведь Достоевский вводил множество весьма удачных неологизмов. Мы можем вспомнить такие слова, как «стрюцкий», «срамец», «шлепохвостница» (от слов «шлейф» и «шлепать»), «сверлива» (от слов «сверло» и «сварлива»), она «лисила» (хитрила) и др.
Большинство из его слов остро и метко, но всё же эти слова не вошли в русский язык. Народ их не принял, не «взял на вооружение…»
И. С. Тургенев изобрел слово «нигилист» (от латинского «nihil» (нихиль) — «ничто», то есть «всеотрицатель»). Это слово сразу вошло в язык народа и живет в нем до сих пор.
Не надо думать, что новые слова могут сочинять только большие писатели, классики; иногда это удается писателям сравнительно мало известным.
Кто, например, сочинил слово «интеллигент»? П. Д. Боборыкин (1836–1922), писатель ныне мало читаемый.
Даже такой совершенно ныне забытый поэт, как Игорь Северянин, пытавшийся внедрить в русский язык сотни неологизмов, сумел не сочинить, а удачно переделать одно-единственное слово «бездарь», которое существует теперь на равных правах со словом «бездарность».
Можно составить целый словарь, например, из слов, сочиненных Н. С. Лесковым, но это будет книжная затея: в разговорную речь они не вошли. Разве что, как шуточное, слово «мелкоскоп»…
Из огромного количества новых слов нашего великого трибуна революции поэта В. В. Маяковского, множество цитат из стихов которого мы знаем наизусть, мы можем назвать, пожалуй, только «громадьё».
Попытки словотворчества продолжаются. Так, у молодого поэта Евг. Евтушенко читаем:
«За окном во дворе голоса малышат…»
Можно твердо сказать, что последнее слово — некий словесный гибрид «малышей» и «мышат» — никогда не войдет в нашу речь.
Итак — создание писателями слова, вошедшего в язык народа, — явление не только редкое, но редчайшее, уникальное.