Смута
Царь Дмитрий Иванович = «Лжедмитрий»
«В русской истории история царевича Дмитрия занимает до настоящего времени неразрешенную загадку. Он вошел в историю под названием „Самозванца“… В его сознании с детства была укреплена вера в его царское происхождение… „Дмитрий“ ребенком был взят в семью бояр Романовых, затем передан на воспитание в один из монастырей, где получил хорошее образование и стал послушником, а затем патриархом Иовом был посвящен в дьякона… Через некоторое время в разговоре с одним монастырским служащим „Дмитрий“, носивший имя Григорий, по секрету сообщил, что он — царевич, чудом спасенный в Угличе. Новость эта была сообщена Годунову, и он приказал сослать Григория в Соловки. Григорий, не ожидая ссылки, решил бежать и, несмотря на установленный над ним надзор, бежал в сторону Литвы и появился в Путивле, где и был принят архимандритом Спасским. Из Путивля Григорий направился в Литву». Затем Григорий появился в Киеве, где сообщил, что он имеет царское происхождение. Он был представлен польскому королю Сигизмунду, который разрешил Григорию «набирать добровольцев для его армии и отпустил на их содержание средства. Григорий переехал в замок князя Мнишек… Началось движение против Годунова».
Так излагает фактическую основу появления в Московском государстве «самозванца» А.А. Гордеев.
История эта всегда производила на исследователей странное впечатление. Вот, например, типичное высказывание историка: «Тень невинной жертвы в лице до сих пор не выясненной личности, вошедшей в историю под названием Лжедмитрия, опрокинула все расчеты Годунова, стихийным порывом очистила занятый им трон и произвела страшное разрушение в жизни русского народа, сопровождавшееся многолетней междоусобной войной и потоками крови. Какими реальными силами мог располагать человек, воплощавший собой призрак царевича Дмитрия, для борьбы с укрепившимся на троне, утвержденным Земским собором, умудренным опытом в управлении страной, выдающимся среди окружения по уму, энергичным и властным Борисом Годуновым?» (Гордеев).
С позиций нашей концепции объяснение истории Лжедмитрия совершенно очевидно.
Он действительно был сыном царя Ивана, а именно Ивана Ивановича, правившего с 1563 по 1572 год и лишенного затем престола (см. выше). Напомним, что сам Иван Иванович был воспитан в семье Захарьиных-Романовых и именно они от его лица управляли государством, когда он был молодым. Поэтому и его сын Дмитрий («Лжедмитрий» впоследствии) также воспитывался в семье Романовых. Чтобы не допустить Дмитрия на трон, его постригли в монашеский сан. Напомним, что пострижение царевича, согласно старым русским законам, автоматически лишало его права занимать престол.
Но, скажет читатель, ведь считается, что царевич Дмитрий был действительно убит в Угличе? Но напомним читателю, что при «Грозном» были якобы две трагических гибели якобы двух разных царевичей с одинаковыми именами: оба — Дмитрии Ивановичи. И оба — дети Ивана «Грозного». Одна — из-за неосторожности няньки, утопившей ребенка. Мы уже говорили об этом выше. Вторая — знаменитая угличская трагедия.
По нашему мнению, гибель царевича Дмитрия Ивановича была только одна. Второй Дмитрий Иванович — сын Ивана Ивановича — вырос в монастыре под именем Григория (Отрепьева). И только в XVII веке во время смуты была придумана версия убийства этого второго Дмитрия в Угличе. Авторы версии пытались представить живого царевича Дмитрия Ивановича (боровшегося в то время за власть) самозванцем.
Согласно нашей реконструкции, малолетний царь Дмитрий Иванович погиб при трагических обстоятельствах в 1563 году, когда ему было около 12 лет. Историки считают, что он погиб грудным младенцем. Когда Шуйскому пришла в голову мысль объявить царевича Дмитрия самозванцем, была придумана история угличской трагедии. При этом действительная могила царя-мальчика Дмитрия Ивановича была объявлена могилой того самого царя Дмитрия Ивановича, который боролся с Шуйским. Так Дмитрия Ивановича объявили самозванцем.
Романовы были в то время на стороне Шуйского и потом, вероятно, развили эту версию уже для своих целей.
Напомним, что угличская трагедия теснейшим образом связана с именем Шуйского. Он лично расследовал угличское дело, как следует из документов. И что же мы видим? Скрынников откровенно пишет: «Давно возникли подозрения насчет того, что подлинник „углицкого дела“ подвергся фальсификации. Даже при беглом осмотре бросаются в глаза следы его поспешной обработки. Кто-то разрезал и переклеил листы „обыска“ (следственного дела), придав им неверный порядок. Куда-то исчезло начало». «Следствием в Угличе руководил князь Шуйский… И следователей смущало то, что Шуйский несколько раз менял свои показания».
Более того, «существует мнение, что сохранившиеся угличские материалы являются беловиком, составленным в Москве… Черновики допросов в Угличе не дошли до наших дней». Таким образом, вся «угличская история» могла быть попросту написана в Москве.
Скрынников резюмирует: «Есть основания утверждать, что угличский источник стал жертвой ретроспективной оценки событий».
Не будем подробно повторять известную историю прихода Дмитрия («Лжедмитрия») к власти. Подчеркнем лишь, что налицо был боярский заговор против царя Бориса. Царя отравили. «13 апреля (1605 года — Авт.) он в час дня находился в думе, потом обедал и, едва встав из-за стола, почувствовал себя дурно. Затем хлынула кровь изо рта и носа, и он наскоро был пострижен в монахи под именем Боголепа, а через два часа умер». Это, по Гордееву, была вторая (и на этот раз успешная) попытка бояр свергнуть царя Бориса. Во главе заговора стояли те же люди: Шуйские, Голицыны, Романовы. Как показали дальнейшие события, царевич Дмитрий был для них лишь орудием в этой борьбе. Меньше чем через год те же люди попытались его убить и, как говорят нам историки, действительно убили (с чем мы не согласны). Царем стал Шуйский, который давно рвался к власти.
Воспитанные на стандартном «романовском» курсе русской истории, мы обычно глубоко убеждены, что «Лжедмитрий» был действительно самозванцем, неким Гришкой Отрепьевым. Историки романовской эпохи настолько часто и упорно твердили об этом, что теперь это уже кажется самоочевидным. Ниже мы скажем, для чего это им было надо.
Но то, что вроде бы так «очевидно» сегодня, спустя почти четыреста лет, было совсем не очевидно современникам «Лжедмитрия».
Действительно, с самого начала борьбы Дмитрия за престол все, кто его видел, признавали в нем царевича. И польские аристократы, и польский король, и русские бояре, и крупные стечения народа в Путивле и других городах, и, наконец, его собственная мать — царица Мария Нагая (к этому времени — инокиня Марфа). Находясь еще в Путивле, Дмитрий рассылал повсеместно грамоты, призывая русский народ под свои знамена. В его руках находилось 18 городов, и население в 600 верст с запада на восток признавало его действительным царевичем. В Путивль Дмитрий вызвал настоящего Отрепьева и показывал его народу.
Первым делом по прибытии в Москву Дмитрий принял меры по возвращению матери инокини Марфы из заточения. Оказывается, еще при царе Борисе она была допрошена и заявила, что сын ее жив, после чего была заключена в Троице-Сергиеву лавру под строгий надзор. Дмитрий встретил в Москве свою мать при большом стечении народа. «Никто теперь не сомневался, что на московском престоле настоящий сын царя Ивана. Инокиня Марфа была помещена в Вознесенском монастыре и была окружена исключительными заботами. Дмитрий бывал у нее каждый день и оставался по нескольку часов» (Гордеев). Более того, оказывается, еще и раньше, до бегства в Литву, Дмитрий тайно встречался со своей матерью Марией Нагой в монастыре на Выксе. Об этом говорит известная летопись «Иное сказание». Эти сведения Скрынников, конечно, расценивает как «совершенно фантастические». Мы же ничего фантастического в них не видим. Так было. Наша концепция ставит все на свои естественные места.