— Э, подожди, ты же так ничего и не рассказала!
— Сами меня перебили, теперь нить потеряла. Ладно, ладно: спать при моем ритме жизни получалось только на уроках, а где приятнее всего спать, как ни на уроке у любимого учителя, от которого точно не приходится ожидать никакой подлянки? Историк же действительно не имел ничего против — по уже приведенным мной причинам. Единственное, что его не устраивало, так это мой бледный вид: запавшие глазки, осунувшаяся морда и тп. — но в этом отношении он мог быть спокойным, так как знал, что Елену Васильевну он тоже не устраивает, и полагался на ее активный темперамент.
Но на истории я все–таки спала мало, так что приходилось добирать и на менее надежных предметах. Последний урок в пятницу было особенно трудно дотягивать — химия это была или биология? Конечно, химия, да. Так что однажды приключился конфуз — а все потому, что Светки не было, чтоб она была здорова. Про непосредственные последствия конфуза рассказывать надо будет опять в прямом эфире — все морально готовы?
— Так точно, давай, заводи свою шарманку.
9 марта 1990 г. (пятница)
Та же учительская, вот–вот кончится шестой урок, так что учителей немного — счастливчики ушли домой уже после пятого или даже четвертого, кто–то отпустил детей пораньше и теперь собирается сам, кто–то пыхтит над очередной отчетностью, которую с него до конца недели требует неумолимый завуч, кто–то задержался, чтобы довести до ума школьно–административные дела или просто поболтать. Идиллию нарушает распахнувшаяся дверь — подумать только, в учительскую опять затаскивают Олю Таранич. «У меня дежа–вю?» — успевает прошептать географичка завучу. «Лучше сбегай быстро в 34-ый за Еленой Пр- пригодится». Та тут же выскальзывает за дверь.
Учительница химии с безнадежно забытым именем–отчеством:
УХ: — (в праведном возмущении) Товарищи, Нинель Андреевна, — и как же это понимать? Я не знаю, может, где–то это уже нормально, но вот у меня за весь стаж впервые с таким сталкиваюсь — нет, учиться стала получше, но это же никому не дает права вот так вот себя вести, я не знаю, совершенно из рамок вон- выходя за ряд разумного, товарищи, понимаете -
Товарищи пока не понимают, Оля же не собирается прояснять ситуацию, с видимым интересом слушая, куда же заведет химичку ее сбившийся от волнения русский язык.
НА: — (брезгливо поджимает губы) Ну и что она еще у нас отмочила?
УХ: — Да–да, я туда и веду — то есть, представляете, прямо посреди урока смотрю — а она спит! Вот просто сидит и сидя прямо таки спит, как будто это не урок идет, а я не знаю — ночлежка что ли?
НА: — (едко) Скорее тогда, гостиница «Интурист» — или где ты там все свободное время проводишь, Таранич? — кто–то ахает со сдавленным любопытством.
Оля молчит, так как знает, что отвечать не обязательно. Однако такой немедленный виток обсуждения ей тоже любопытен, и она пытается ему соответствовать: выпрямляется, чуть склонив голову на бок, слегка улыбается и похлопывает ресницами — точь–в–точь ищущая приключений посетительница «Интуриста». Эффект портит только зевок, который она еле успевает прикрыть ладонью.
НА: — Нет, ну, вы посмотрите! И ведь в самом деле, ни стыда, ни совести! Во время занятия не выспалась? Понятно, с ночным–то образом жизни!
Оля кивает с картинным вздохом. Этот демарш остается почти не замеченным, так как внимание всех переключается на появившуюся в учительской Елену Васильевну. Галина Сергеевна входит вслед за ней.
ЕВ: — Так, что случилось?
Химичка собирается с силами для очередного возмущенного залпа, а физичка закатывает глаза:
НА: — (многозначительно) Для вас, Елена Васильевна, тут не будет ничего удивительного… — ни Оля, ни англичанка не понимают намека, Елена Васильевна на всякий случай угрожающе хмурится, но тут слово берет завуч:
СН: — (допустим) Зинаида Батьковна, я правильно понимаю, что дело обстояло следующим образом: шел урок — объяснение новой темы или опрос — и тут вы обнаружили, что Оля Таранич спит? — имея представление об учебных планах всех учителей, он прекрасно знает, что дело обстояло не так.
УХ: — (опять волнуется) Ну, конечно, это было на уроке, то есть не совсем чтобы прямо опрос, понимаете -
ГС: — (перехватывая у завуча эстафету) Я вот тоже, помнится, на химии в школе скучала…
УХ: — Вот только, пожалуйста, вы еще скажите, что у меня такие скучные уроки, что на них можно заснуть! Ничего подобного! И вообще все было по–другому! Дело в том, что мы писали контрольную -
ГС: — То есть она заснула, когда писала?! — кто–то фыркает: «Там одну сахарозу пока нарисуешь…»
УХ: — Да нет же! Она уже написала и сдала.
ЕВ: — И? А почему домой не пошла?
УХ: — (закипает) Елена Васильевна, это, может, у вас на уроках так принято — отпускать детей раньше времени, а мне вот хорошо известно, что урок — это 45 минут учебы, а не просто вам так написал за пять минут и пошёл себе! (Нинель Андреевна согласно кивает, остальные разглядывают потолок.) Так я ей и сказала, что нет, никто с моих уроков вот так вот не уходит, написал — будь добра займись другим делом — учебник вон вперед почитай, например, а она мне еще: «Я, мол, его уже до конца дочитала», представляете, наглость какая, прямо в лицо, кто это будет читать весь учебник — ну, вот, сказала ей заново читать, а потом в конце урока смотрю — спит себе, а учебник вместо подушки! Представляете! Учебник!
ЕВ: — А как контрольную написала?
УХ: — Какое это вообще тут имеет отношение? Вот при чем тут контрольная, когда она так себя ведет — это же сразу понятно, что она на самом делу думает и о моих уроках, и о моем предмете (шмыгает) — безобразие какое…
ЕВ: — Ну, зачем сразу так это воспринимать, девочка просто устала, пятница, шестой урок, с кем ни бывает, в конце концов.
НА: — Ни с кем не бывает, Елена Васильевна! Кроме тех, кому в течение недели ночью спать некогда — вот им–то действительно все равно когда, где, на чем и с кем! Мне ли вам объяснять!
ЕВ: — (прищурившись) Что это вы имеете в виду?
1. Кой черт принес меня в этот гадюшник?
2. Будто в НИИ было лучше.
3. Зато там было на 70 % меньше женщин и на 100 % меньше детей.
НА: — (многозначительно) Ничего я не имею в виду. А как классный руководитель, могли бы знать, что она уже два года вытворяет — мать и то давно руки опустила. Сначала гуляет — и я вам тут не парк Горького имею в виду — а потом, разумеется, — устала! Еще бы тут не устать! и тп.
4. Вот почему бы Ольге Палне опять не взрыднуть — так неет.
Ольга Пална все это время только и мечтает, чтобы опуститься вон на тот стул и обратно поспать под все эти инсинуации, которые окончатся, понятное дело, всего–то номинальной двойкой по поведению. Однако держит марку и в дополнение к регулярному похлопыванию ресницами даже пытается принять более интересную позу, слегка выставив вперед бедро — да уж, мол, не трамвая жду. При этом чуть покачивается и одновременно опять зевает, бормоча «Ой, да что ж это в самом деле…» — чем наталкивает физичку на новую мысль: