Стучит в дверь, из кабинета доносится «Войдите», входит.
Звонок на урок.
Кабинет завуча небольшой, по стенам стандартные стеллажи и полки с папками и книгами, напротив двери окно, у окна стол, за которым сидит завуч — разумеется, спиной к окну, так чтобы свет падал на собеседника, которому придется сидеть по другую сторону стола. «Хорошо хоть, сегодня пасмурно. Тоже мне, нашелся следователь. Еще лампу давайте в морду. Во, аж коленка затряслась, фу, безобразие».
О: — (сдавленно) Здравствуйте, я Ольга Таранич из 8-ого «Б», вы меня вызывали.
СН: — Садитесь, пожалуйста, Ольга Павловна.
Кивает на стул перед своим столом. Внешне завуч, действительно, целиком оправдывает свою фамилию и прозвище: тощий, прямой как палка, общий оттенок слегка песочный: желтоватые кожа и глаза, рыжеватый ежик волос. Нейтральный, но внимательный взгляд, почти полное отсутствие мимики.
Оля садится, пытаясь потихоньку придушить руками взбунтовавшееся левое колено. На завуча не смотрит. Тот откладывает папку, видимо, с ее личным делом и берет чистый лист бумаги. Завуч — математик, что только немногим лучше андроида, поэтому его мысли, состоящие по большей части из условных знаков, фиксировать сложно. С другой стороны, он их нумерует. После некоторой расшифровки на человеческий язык выглядеть это может примерно так:
1. И это, цит. Л. Б., «малолетняя прокуренная женщина–вамп»?
2. Нет, что пацаны пристают, понятно, но.
3. Еще и опрашивать теперь это несчастье.
Завуч начинает говорить — сухо, с расстановкой, но Оля, кажется, совсем не слушает, поскольку судорожно соображает, что может скрываться за неожиданными выканьем и обращением по имени–отчеству. «Ага, понятно, это такой подкуп, вот ведь сволочь, как хитро начинает — мол, вы уже по всем статьям взрослый человек, нафиг вам школа, вам надо получить достойную рабочую специальность — асфальтоукладчицы, например, или разливальщицы супа в столовой пионерлагеря «Звездочка», или или я сейчас лопну то ли от ужаса, то ли от ненависти, причем не классовой, я в принципе ничего не имею против разливальщицы супа в пионерлагере «Звездочка–хуез… задолбала эта коленка, вот ведь..! Что он говорит–то там вообще?» — даже в стрессовых ситуациях Олю не покидает удобная способность мысленно перематывать назад сказанное, но пропущенное мимо ушей. Тем более когда говорят с расстановкой.
СН: — Ольга Павловна, как вам должно быть известно, на последнем педсовете встал вопрос о вашем отчислении в ПТУ по окончании 8-ого класса — по причине несоответствия вашего как морального, так и учебного уровня стандартам школы.
«Это было как раз на асфальтоукладчице».
СН: — Моральный уровень относится к компетенции заведующего воспитательной работой, сейчас разговор пойдет исключительно о ваших учебных показателях. Поскольку мнения учителей по данному вопросу разделились, а факта недостаточной для десятилетки успеваемости до экзаменов однозначно установлено не было -
«Новая англичанка постаралась, зуб даю, у Лидии Дмитриевны пороху бы не хватило. Интересно, что бюрократизмы у него синтаксис не гробят, большая редкость в наши дни… Хотя по сути что–то все же мутит, зачем еще дополнительная проверка?»
СН: — …то возникла необходимость проведения дополнительной проверки ваших знаний.
1. Т. е. самому стало интересно.
2. Хоть бы притворялась, что слушает.
С этого момента Оля слушает в режиме реального времени.
СН: — В связи с чем мне пришлось поднять данные о вашей успеваемости за последние пять лет. Мною были проверены классные журналы, а также некоторые контрольные работы, и установлена следующая картина, детали которой я опущу, поскольку полагаю, что они вам и так известны.
«Кто–то сам заинтересовался моими оценками. Кто–то проверил мою успеваемость за последние пять лет и установил следующую картину. Какой хороший человек. Однако обольщаться еще рано».
СН: — До седьмого класса ваша успеваемость нареканий не вызывала. Начиная с седьмого класса, в оценках наметился спад, причем не единообразный. Спад этот совпал с жалобами учителей на ваш моральный облик, однако, как уже замечено, эта часть проблематики на данный момент в расчет не берется как не имеющая прямого отношения к учебным показателям.
«А тем временем в известных мне деталях, как водится, пудель–то и зарыт».
СН: — Имелись и имеются предметы, которых данный спад не коснулся, как–то, например, литература, русский и английский языки. В точных и естественных дисциплинах наблюдается следующая закономерность.
«Как с листа читает. Видимо, природный талант. Вот выйду из кабинета и пристрелю коленку».
СН: — Ваша успеваемость по этим предметам не просто неровная, она находится в четкой зависимости от вида работы. Устные ответы в классе или работа у доски чаще всего получают неудовлетворительный балл. Письменные контрольные работы вы пишете значительно лучше. Последнее учителя мотивировали возможным использованием нечестных приемов, а именно списыванием.
«Ах, какой пассаж».
СН: — Ознакомившись с выборкой письменных работ, я пришел к выводу, что списывать у соседей вы не могли, поскольку их результаты были хуже ваших. Более того, сравнение ваших работ с работами вашей соседки по парте показало, что, с большой вероятностью, списывающей стороной можно считать ее.
«Нет, вы послушайте, каков подлец, сличал контрольные. Провел текстуальный анализ моих и Светкиных. Есть такое слово — дотошность».
СН: — Такой же сомнительной является версия о списывании с учебника. Здесь я могу полагаться только на собственные субъективные заключения, в виду чего и предпочел проверить ваши знания лично.
Лист бумаги и карандаш мигрируют в сторону так и не поднимающей голову Оли.
СН: — Доски нет, так что можете писать здесь, мне будет видно. Начнем с моих профильных предметов, а дальше как пойдет. Я диктую задание или задаю вопрос, вы пишите решение или отвечаете. Готовы?
«Всегда готова. И к необъявленному опросу по всем предметам, и когда сыпать начинают нечестными приемами, — да хоть спеть попросите — спою. Только вот чем мне карандаш держать, руки–то в колено вцепились. Так, осторожно отрываем правую, берем карандаш… начинает дергаться локоть левой, это ему от колена передается. Если бы мне не было так перед собой стыдно, засмеялась бы. Черт, даже кивнуть не получается, в смысле, что готова».
СН: — Ольга Пална, вы умеете правильно дышать?
Именно из–за полнейшей нереальности вопроса из Оли на автомате вылетает «Умею».
Такого ответа завуч, кажется, не ждал, хотя виду почти не подает — заметила, так как от неожиданности удалось поднять голову.
СН: — Ну и дышите.
Оля правильно дышит, недовольная, что сама не сообразила.
О: — Всё, извините. Можно диктовать.
Голос у нее, действительно, низковат.
1. Хм.
2. Пять минут продержится, и хватит.
СН: — Кооператив закупил 138 метров черного и синего брезента за 540 рублей. Сколько всего было куплено брезента, если синий стоил 5 рублей за метр, а черный 3 рубля?
О: — 75 и 63 метра.
Оля сначала говорит, а потом соображает, что даже не посчитала, но уже откуда–то знает ответ. Как будто видит его перед глазами. Из учебника что ли? Нет, совсем из другой оперы. Там еще явно фигурировали аршины. Вот на кой черт иметь отличную зрительную память, не запоминая источников? Ладно, решение–то можно и задним ходом кое–как расписать, пятый класс.
Дальнейшие алгебро–геометрические подробности, так и быть, опустим — половину сама уже перезабыла. Первую пару задачек Оля еще расписывает, а потом выдает только алгоритмы, которые завуч обрывает на полуслове: понятно, дальше. Что очень облегчает для нее все действо, так как карандаш–то она так и оставила в правой, а писать ей получается плохо, почерк куриный.
СН: — Если вы левша, можете писать левой.
«Кто бы мог подумать — пополнение в либеральном учительском крыле».
О: — Спасибо. Просто у меня на правой диатез. Пардон, дерматит.
СН: — Не за что. Какими теоремами и в каком порядке?