- Ну-ка, хватит ссориться, - мягко, но непреклонно произнесла Мон, покровительственно глядя на девочек с высоты своего роста. - Исанн, я понимаю твое возмущение: чувствовать себя обманутой всегда неприятно. Но поверь, Сейли хочет тебе добра. Так же, как и я.
"Ну да, конечно!" - Исанн не знала, что нужно этой змее, но добро в этот список явно не входило. Отец рассказал ей о "тетушке Мон" вполне достаточно, чтобы девочка больше никогда не поверила ни единому ее слову.
И все же было в голосе и поведении Мон нечто гипнотическое. Неожиданно для себя Исанн обнаружила, что гнев не бушует в ней так же сильно, как минуту назад. Даже уходить теперь не очень-то хотелось: ну подумаешь, Мотма хочет поговорить... можно и поговорить. В конце концов, подняться и уйти всегда успеется - с той лишь разницей, что сделав это сейчас, Исанн так и не узнает, чего эта сенаторша от нее хотела.
Поняв, что активного сопротивления не встретит, Мон мягко подтолкнула девочек к полукруглому диванчику.
- Давайте-ка присядем и закажем что-нибудь. Сейли, тебе как всегда - фруктовое мороженое и пирожное с карамелью?
Просияв, Сейли согласно закивала. Ей, видимо, показалось, что разговор наконец-то свернул в мирное русло: ободренная, она даже шутливо ткнула Исанн в бок, надеясь заразить своим хорошим настроением. Та ответила подруге таким угрюмым взглядом, что Сейли почла за лучшее смущенно потупиться.
- Только смотри не заболей мне, - Мотма с напускной строгостью погрозила ей пальцем. - Как я потом перед твоей мамой оправдываться буду? Исанн, а ты что хочешь?
- Ничего, - буркнула девочка, старательно напоминая себе, что разговаривает с врагом. А ведь едва успела прикусить язык, так хотелось по привычке попросить...
- Значит, будет кусочек торта с медом и лесными альдераанскими ягодами, - не уставая ласково улыбаться (приклеен у нее этот оскал, что ли?), заключила Мон. - Ты ведь любишь такой, правда?
Исанн этот торт не просто любила - обожала. Стиснув зубы, девочка мысленно дала себе зарок к угощению не притрагиваться. Как назло, именно в этот момент желудок предательски скрутило от голода: день уже клонился к вечеру, а она со школы ничего не ела. А если еще дома лишат ужина в наказание...
"Ну и пускай! Мотма специально этот спектакль разыгрывает. Хочет, чтобы я расслабилась и начала ей доверять. Не дождется, ведьма. Мама вон уже доверилась..."
Внутри все скрутилось в тугой узел. Мама! С ошеломительной ясностью Исанн поняла, зачем нужен был этот разговор, что могло потребоваться от нее Мотме. И как только раньше не догадалась? Она ведь помнила разговор отца с Пестажем. Сама обливалась холодным потом, слушая их мрачные рассуждения о том, что сторонникам Делегации только формального повода не хватает, чтобы начать аресты, - причем повод сгодится любой, самый пустяковый. Даже такой, как бездоказательные обвинения в женоубийстве...
"Артемиусу не нужны доказательства. Ему нужен повод, чтобы возбудить дело - а если это случится, из застенок тебя разве что ударная группа штурмовиков вытащит", - вот что об этом говорил Сейт Пестаж. И если Исанн сейчас ляпнет какую-нибудь глупость, которую Мотма передаст своему союзнику...
Безумно захотелось вскочить с места и со всех ног кинуться домой - подальше от Мон с ее сладенькой улыбочкой и проницательным взглядом, под защиту родных стен, гувернантки и охраны. Все-таки папа был прав: сейчас ей безопаснее сидеть взаперти, а она, как последняя идиотка, побунтовать решила!
Мотма, очевидно, заметила неладное. Стоило ей посмотреть на Исанн, как сорт кафа, с которым сенатор не могла определиться мучительно-долго, был выбран в считанные секунды, а десерт - и вовсе назван наобум.
- Надеюсь, Исанн, ты простишь нас с Сейли, - завела она разговор, едва официантка приняла заказ и упорхнула на кухню. - Я бы предпочла встретиться с тобой безо всяких уловок, если бы не знала, как упорно ты меня избегаешь. Отчего так, милая? Разве я сделала тебе что-то плохое?
Хотелось взять и выплеснуть недопитый каф прямо в ее благообразное лицо. Обварить не обварила бы - напиток успел поостыть, - но хотя бы белоснежное платье безнадежно измарала. Глупо, мелочно и по-детски, но хоть какая-то отдушина была бы. Как будто она не понимает, из-за чего! Еще смеет спрашивать, что плохого сделала...
"Если бы не ты, родители до сих пор были бы вместе. Если бы ты не разрушила все, мама бы не ушла!"
Бесчисленное множество раз Исанн представляла себе, как высказывает Мотме все, что накипело на душе, как швыряет ей в лицо одно обвинение за другим... а вот теперь она сидела здесь, понимая, что разговаривать с "тетушкой" нужно как можно осторожнее и сдержаннее. Если Исанн все правильно поняла, то сенаторша наверняка прячет в сумочке или кармане включенный диктофон. А это значит - ни слова о маме. Ни слова о том, что она догадывается, почему они так страшно рассорились с папой.
- Вы сенатор. У вас много дел и мало времени. Зачем вам тратить его на меня?
Мон посмотрела на нее ласково и снисходительно. Протянув руку, накрыла ладонь девочки своей и слегка сжала. Исанн попробовала дернуться - ничего не вышло: хватка у Мотмы была мягкой, но удивительно цепкой.
- Позволь мне самой решать, на кого и на что тратить время. Неужели ты думала, что я уделяла тебе внимание только из-за Габриэллы? Глупенькая... и ты, и Сейли мне как родные, и ничто этого не изменит.
Не отпуская ладони Исанн, второй рукой Мон провела по ее щеке. Замерла, прижимая пальцы к синяку под скулой. Девочка хотела отшатнуться, но будто в ступор впала: по ногам и рукам сковало все то же дурацкое чувство - между страхом, отвращением и подспудным желанием насладиться лаской еще немного.
- О, Сила... - выдохнула Мотма потрясенно. Лицо ее приобрело такое сочувственное выражение, что кажется, еще немного, и глаза влажно заблестят от слез. - И часто отец так поступает с тобой, малышка?
- Поступает как? - прикинулась дурочкой Исанн. Невольно скривилась, когда Мотма чуть усилила нажим, на что место удара отозвалось тупой пульсирующей болью.
- Ох, бедная девочка... не бойся, скажи мне. За что он так сильно ударил тебя? В чем ты так провинилась?
- Никто меня не бил, - Исанн попыталась отстраниться, но Мон держала ее по-прежнему крепко. - Я ударилась просто. О дверной косяк. В темноте не заметила, вот и налетела на него.
Женщина сокрушенно покачала головой. Погладила Исанн по затылку, ласково перебирая ее жесткие черные волосы.
- Ты сейчас говоришь точь-в-точь как твоя мама. Габриэлла как только ни объясняла следы побоев... все пыталась убедить всех вокруг, что счастлива в браке. Была бы чуть посмелее, и кто знает - может, все закончилось бы для нее по-другому.
Исанн встрепенулась. Отшатнулась назад, рывком высвободила руку из нежно-стальной хватки. Вот это уже ложь, наглая и отвратительная!
- Вы врете, - заявила она твердо. - Папа никогда не трогал маму и пальцем, не смейте так о нем говорить! И вообще, клевета - это преступление, если вы не знали!
Разговор записывают? Вот и отлично, пускай слышат! Пускай знают, что просчитались, что...
- Разве? - Мотма по-прежнему говорила ласково и спокойно - только едва уловимые нотки укоризны закрались в ее голос. - Я не виню тебя за то, что ты выгораживаешь Арманда, милая: это естественно - любить родителей... но разве ты никогда не слышала, как они ссорились? Как часто плакала твоя мама? Ты ведь помнишь, да?
Исанн чувствовала, что ее начинает трясти. Ей хотелось вскочить на ноги и убежать - но она не могла даже пошевелиться, будто тело перестало ей подчиняться. Хотелось закричать, что это все ложь, - язык не ворочался... а в памяти, как назло, всплывали обрывочные образы: то надрывный женский плач, доносящийся из-за закрытых дверей, то скандалы по ночам, то инфопланшет, который отец яростно швыряет об пол... то бледная улыбка матери, поддергивающей рукава платья - под которыми на запястьях красуются синюшные отметины.