Адмирал помрачнел еще больше; его рот скривился и дернулся в сторону, словно от судороги. Похоже, в словах Арманда он разглядел нехороший подтекст - и был не так уж неправ.
Арманд не угрожал ему прямо сейчас. Намекнул лишь, что на чаши весов ложится каждое действие и слово.
- Как бы рамки "настоящей преданности" не оказались слишком узкими. Многие рискуют в них не вписаться.
В словах адмирала сквозила плохо скрытая враждебность. Конфликт грозил оборваться на неприятной, незавершенной ноте - которая неизбежно отзовется эхом через некоторое время.
Это было ожидаемо. Но оттого не более своевременно.
- Твои опасения понятны, Освальд. Можешь быть спокоен: я не вижу нужды в массовых чистках, - заверил Арманд, холодно глянув на собеседника. - Если мои сотрудники когда-нибудь проявят... излишнее рвение, они быстро усвоят границу между инициативой поощряемой и наказуемой. Как и то, что я редко даю второй шанс тем, в чьем профессионализме разочаровался.
Освальд скривился, как от зубной боли. Разумеется, он отлично понял истинный смысл ответа - да Арманд и не стремился скрыть его.
Не пристало адмиралу, пусть даже столь высокопоставленному, судить работу его ведомства. Это право директор оставлял за собой, и ни за кем более.
- Хорошо, если ты понимаешь, когда надо натянуть поводок. Если мы начнем сами же истреблять своих людей, джедаи и сепаратисты только поаплодируют нам... перед тем, как снести наши головы.
Арманд криво усмехнулся:
- Здравые слова, чертовски здравые... нам всем не мешало бы почаще повторять их себе. Чтобы от зубов отскакивали, как у джедая - Кодекс.
* * *
Постепенно разговор свернул на рабочие вопросы и завершился почти мирно - но неприятный осадок остался, в виде того гадкого чувства, которое возникает вместе с очередной неразрешенной, загнанной вглубь проблемой. Конфликт исчерпал себя - но лишь до поры. С каждым днем ситуация требовала все более активного вмешательства ССБ в дела флота и армии, да и моффы вскоре ощутят на себе ее руку - это лишь вопрос времени. Ближайшего времени.
В другой ситуации это вряд ли обеспокоило бы Арманда: его работа, в силу объективных причин, неразрывно связана с недовольством, страхом и ненавистью других - даже, казалось бы, ближайших соратников. Но сейчас любые разногласия могли оказаться губительными для всего их дела. И вряд ли каждый из его союзников будет столь благоразумен, чтобы вовремя отступить, как это сделал Освальд.
"Если Палпатин погибнет, мы тут же вцепимся друг другу в глотки. Примемся драться за главенство в стае, как свора дворовых псов... и мир с порядком придется отложить на гораздо больший срок, чем пара лет".
Он сделал все возможное, чтобы старик выбрался на свободу целым и невредимым. И все равно - недостаточно для полной уверенности в успехе. Скайуокер оставался темной лошадкой, притом брыкающейся во все стороны. Клоны из Пятьсот первого - те надежнее... но успеют ли они захватить Храм прежде, чем тот же Винду решит, что пора перерезать Палпатину горло?
Если нет - оставалось надеяться лишь на силы самого канцлера. Величину неизвестную и потому не укладывающуюся в расчеты.
Звонок личного комлинка наложился на звон в голове, многократно усилив последний, - недостаток сна и злоупотребление энергетиками не лучшим образом сказались бы и на более молодом организме. Арманд с трудом подавил раздражение: если дело снова в дочери...
Мысль оборвалась, стоило взглянуть на экран. Номер, вопреки ожиданиям, оказался незнакомым...
- Доброго вечера, директор Айсард. Смею полагать, узнали?
...в отличие от негромкого, располагающего голоса.
- Вас разве забудешь, господин Артемиус? - спросил Арманд с добродушным смешком, будто приветствовал старого друга - хотя с удовольствием пристрелил бы этого человека, предварительно четвертовав. - Чем обязан на этот раз?..
* * *
Исанн на цыпочках пробиралась по коридорам. В ладошке, вспотевшей от волнения, она крепко сжимала ключ от черного входа - точно боялась, что кто-то выпрыгнет из-за поворота и отнимет его. В доме стояла такая тишина, что каждый звук казался девочке чудовищно громким: сердце стучало молотком, дыхание смахивало на ранкорье сопение, а мягкие, осторожные шаги - на топот того же зверя.
Тихонько, стараясь даже дышать через раз, она заглянула в гостиную и чуть не подпрыгнула от радости, заметив мирно спящую на диване гувернантку. Значит, снотворное подействовало!
Телохранителя Исанн проверять не решилась: его она угостила кафом минут пятнадцать назад или даже меньше. А вдруг он еще борется со сном, и появление подопечной его разбудит?
Выскользнув из гостиной и прикрыв за собой дверь, девочка поспешила к черному входу. Поначалу она шла довольно медленно, крадучись и шарахаясь от каждой тени, но потом осмелела: на пути никого не попадалось, а часы между тем показывали уже половину седьмого. Кто ее знает, эту Мотму - может, она забеспокоится и уйдет, если не увидит Исанн в означенное время? Тогда вся авантюра была бы впустую.
Коридор, еще коридор, трехзальная анфилада, снова коридор... впервые в жизни девочку начали раздражать размеры пентхауса. И зачем только отцу такая громада понадобилась?!
До нужного коридора - неприметного, нарочно скрытого от посторонних глаз раздвижными деревянными панелями, - Исанн добралась без приключений. Остановившись, прижалась разгоряченным лбом к прохладной стене. Чувствовала девочка себя так, будто уже успела сбегать к "Звезде" и обратно: сердце бешено стучало, дыхание сбивалось, а волосы липли к вспотевшему лицу. В ногах ощущалась какая-то странная слабость - казалось, вот-вот коленки подкосятся.
Ей было страшно, это правда. От собственной смелости и дерзости, а еще больше - от понимания, что с рук ей это не сойдет.
Но хуже всего был страх узнать наконец правду о матери. Страшную и неприглядную, судя по тому, что Исанн все-таки удалось вспомнить. Сейчас ее словно подначивал кто-то: "Забудь обо всем, не ходи никуда"... и девочке очень хотелось согласиться.
Но смириться с тем, что исчезновение (или действительно - гибель?) мамы так и останется для нее загадкой, она не могла. Потому что понимала: тогда мамин плач у нее в голове никогда не утихнет. Исанн будет постоянно о ней думать и в конце концов тоже сойдет с ума.
Ну уж нет. Решилась - значит, надо действовать. Тем более самая трудная часть уже...
- Далеко собралась, юная леди?
...позади.
Едва не подскочив от испуга, Исанн обернулась. Прямо у нее за спиной стоял господин Элдбер и снисходительно улыбался. На спящего он не походил совершенно.
- Не знаю, зачем тебе понадобилось меня усыплять, но на будущее запомни: любое снотворное, которое можно достать в аптеках, помогает заснуть, но не вырубает сразу, как показывают в глупых фильмах. Чудо ты маленькое...
Весело хмыкнув, он одной рукой потрепал ее по голове, а другую требовательно протянул вперед:
- А теперь будь умницей: отдай мне ключ и пойди... не знаю, в куклы поиграй. На улице маленьким девочкам сейчас нечего делать.
* * *
Политика - явление не только грязное, но и во многом до смешного абсурдное. В дни, когда она, подобно реке во время паводка, выплескивается за пределы просторных залов Сената, кабинетов богатых дельцов и руководителей влиятельных ведомств, этой грязью и абсурдом пропитывается весь Корускант: кажется, нельзя и шагу ступить, чтобы не вляпаться в чью-нибудь интрижку или ненароком скомпрометировать себя, поприветствовав неправильного человека или просто поужинав не в том ресторане.
И это, увы, не преувеличение. Именно поэтому Роланд Артемиус в последнее время избегал столичных ресторанов, предпочитая их кулинарным изыскам стряпню домашней кухарки: слишком претило ему назойливое внимание наемных соглядатаев и праздношатающихся сенаторов, возомнивших себя политиками галактического масштаба. В стенах собственных апартаментов куда меньше ушей, а глаз - так и подавно.