Она дочитает. Не может не дочитать. Хотя знает, что все закончится плохо, и нечего надеяться на счастливый финал.
Ведь она его уже видела.
* * *
Ночь опустилась на Корускант - темная и вязкая, словно навеянный глиттерстимом сон. Последняя ночь старой Республики, насквозь пропитанная страхом и тягостным ожиданием неизбежной катастрофы.
Падме могла лишь догадываться, что испытывают сейчас одаренные Силой. Порой она задавалась вопросом, каково это - не представлять, но чувствовать надвигающиеся перемены так же, как обычный человек чувствует дым от близкого пожара... теперь она была точно уверена: ей бы не хотелось знать.
Ей и без того с лихвой хватало дурных предчувствий.
Больше всего сенатор желала сейчас проснуться, где-то за три года до сегодняшнего дня. Открыть глаза и понять, что и Война клонов, и катастрофа, к которой планомерно вел Республику Палпатин, - не более чем порождение ее воспаленной фантазии. Что не затягивают ее стремительно жернова истории, грозя перемолоть и вышвырнуть как отработанный материал и саму сенатора Амидалу, и все, во что она верила и за что боролась.
Голова внезапно закружилась, и Падме с тихим стоном оперлась на перила балкона. Прохладный ветер приятно холодил лицо и игриво трепал распущенные локоны, но ей все равно не хватало воздуха. В животе беспокойно завозился малыш, напоминая о себе. Будто тоже понимал, что происходит нечто неладное... или просто уловил волнение матери.
А может, пытался образумить? "Мама, что ты делаешь? А как же я? Ты можешь умереть завтра. И я могу умереть. Не надо, мамочка. Не ходи туда, не ходи!" - упорно звучало в голове детским голоском. Фантазия - страшная вещь, если дать ей волю... Падме поймала себя на том, что нежно поглаживает живот, как если бы действительно успокаивала ребенка.
"Я бы хотела, маленький мой. Если бы я только могла..."
Предстоящая чрезвычайная сессия страшила ее. Падме никогда не призналась бы в этом ни перед кем, кроме себя, но после совещания ее неотступно преследовали панические, пораженческие мысли. А не лучше ли было затаиться? Прикинуться послушным сенатором, как Бейл и Терр, чтобы расшатывать режим изнутри? Не разумнее ли было бы это вооруженного восстания и альянса с КНС? Возможно ли, что просчеты и недальновидность мятежников сведут в могилу и их самих, и последнюю надежду на возрождение Республики - не говоря уже о тысячах ни в чем не повинных людей?
До недавнего времени члены Комитета надеялись на поддержку многих миров, что никогда не встали бы на сторону ситха, исконного врага Республики. На то, что Делегация единым фронтом выступит против сторонников Палпатина в Сенате - наживавшихся на войне, купленных сладкими обещаниями и акциями крупнейших государственных компаний, запуганных убийственным компроматом... и упустили из виду, что некоторые меняют идеалы легче, чем флюгер - направление. Достаточно лишь пресловутых посулов и угроз.
Надежда на мирное разрешение конфликта, на казнь Палпатина и отмену всех его реформ была призрачной. Вернее, стоило признаться себе: ее не было вовсе. Слишком глубоко проникли гибельные изменения, слишком большую власть получили ставленники ситха... слишком на многое они готовы были пойти, чтобы удержать ее.
Новая война была неизбежна. И Падме, так рьяно боровшаяся за мир, собственными руками подливала масла в ее огонь...
Она никогда не призналась бы в этом, но ее уверенность, непоколебимую внешне, изнутри сотнями маленьких термитов подтачивали сомнения. Сомнения не только в победе, но и в самой правильности выбранного пути. В намерениях друзей. Разве стали бы Мон, Гарм и Фэнг заключать тайный альянс с конфедератами, если бы не рассчитывали на военные действия задолго до ареста Палпатина? Не был ли этот ход спланирован слишком рано... и не слишком ли он удачно вписался в нынешнюю ситуацию, казавшуюся такой непредсказуемой?
Падме желала свержения режима, но не раскола Республики. Но так ли уж совпадали ее цели с целями товарищей?
Она уже не могла с уверенностью сказать "да". Быть может, беременность сделала ее слишком мнительной. А может - страх исподволь рушил барьеры иллюзий, за которыми Падме оставляла все, во что не желала верить.
Ясно было одно: теперь ей некуда отступать. Она сделала свой выбор - и смогла убедить в нем правителей Набу. Втянула свой народ в войну, решив все за него... не слишком-то это сочеталось с идеалами демократии, которыми Падме так дорожила.
Мир перед глазами вдруг помутнел, и пол предательски качнулся под ногами. Падме судорожно вцепилась в перила, глядя вниз расширившимися от страха глазами. Малыш запинался сильнее прежнего, испугавшись, похоже, не меньше матери.
- Госпожа, у вас все в порядке? - раздался за спиной мягкий, участливый голос.
Падме медленно, стараясь не делать резких движений, обернулась. Вымучила бледную улыбку:
- Да, капитан Тайфо. Не стоит беспокоиться.
Она не приняла руки, галантно поданной начальником личной охраны, - все с той же улыбкой подняла ладонь, мягко отстраняя его.
Во всей галактике существовал лишь один мужчина, рядом с которым сенатор Амидала могла позволить себе слабость. И был он сейчас далеко... наверное - в Храме. Вместе с другими джедаями готовился к грядущей угрозе... насколько к ней вообще возможно было подготовиться.
Чувствуя, как болезненно щемит в груди, Падме решительно отогнала мысли об Энакине. Слишком много страхов и тревог, слишком много тяжелых раздумий вызывало одно лишь его имя.
Всем им грозила смертельная опасность. Ей, ее любимому, их малышу. И думать об этом - самая худшая ошибка из тех, что Падме могла бы сейчас допустить. Она и так слишком расклеилась. Нельзя с таким настроем в бой, нельзя...
Пусть Падме хотелось кинуться мужу не шею, спрятаться в его объятиях ото всех тревог и сбежать далеко-далеко, прочь от войны и политики - сенатор Амидала не могла позволить себе такой слабости.
И у нее, и у Энакина был долг, который они обязаны исполнить. Несмотря на все страхи и сомнения.
Ступая твердо и гордо, гоня прочь слабость и смятение, Падме прошла мимо начальника охраны. Не заметив ни тяжелого, полного беспокойства взгляда, которым он проводил ее, ни желвак, игравших на его лице.
У капитана Тайфо тоже имелось немало тревог и сомнений. Но лучше его госпоже было не знать о них.
Для ее же блага.
* * *
Корускант сочился Тьмой. Горел ею, жил ею. Она пульсирующей паутиной опутывала дома, бурной рекой текла по аэротрассам вместе с машинами, ураганной воронкой закручивалась над зданием Сената, видневшимся вдали. Тьма заволакивала ночное небо клубящейся чернотой; непроглядным туманом растекалась по улицам, заставляя электрический свет трусливо жаться к фонарям.
" Посмотри вокруг , Энакин. Вдумайся. О сознай то, что видишь. Суть Темной Стороны - не в абстрактном зле, но в изменении . В с ломе того, что было прежде ; в рождени и принципиально нового. В движении вперед и уничтожении отмершего. На пороге великих перемен галактика всегда погруж ается во Тьму - это так же неизменно, как восход и закат небесных светил . Это наше время, не джедаев. Им не остановить того, что грядет. Попыткой противиться наступлению новой эры они лишь преумножат силу Темной Стороны . Нашу силу".
Энакин упрямо стиснул кулаки. Подставил лицо резким порывам ветра, глядя вперед - но не на сверкающие силуэты небоскребов и вереницу ярких огней аэротрассы, а в горящие расплавленным золотом глаза Палпатина. Не покидавшего стен Храма - но находившегося ближе, чем случайный прохожий, ненароком задевший Энакина плечом.