Мальчишку пошатывало. Ушла безумная эйфория, владевшая им во время боя, и затуманенный разум начинал понемногу осмысливать произошедшее. Энакин переводил взгляд с Сидиуса на тела павших джедаев, сжимая в руке световой меч. Он, казалось, раздумывал: не обернуть ли оружие против того, кого так неосмотрительно бросился защищать?
"Поздно, мальчик мой. Слишком поздно".
- Нужно уходить, пока к ним не явилась подмога. Знаешь короткий путь к выходу? - буднично спросил он.
Энакин кивнул - дергано и чуть заторможено, как неисправный дроид. Но тут же вдруг подобрался, встряхнулся. Посмотрел на Сидиуса холодным и твердым взглядом.
- Да, знаю. Идемте... учитель.
Энакин склонил голову в коротком поклоне. Лишь получив одобрительный кивок в ответ, он пошел вперед - не оглядываясь ни назад, ни по сторонам. Небрежно переступая через трупы тех, кого еще вчера называл братьями.
Сидиус улыбнулся. Не торжествующе - скорее, довольно.
Верность - не такой уж дорогой товар. Главное знать, какую цену предложить за него.
* * *
Подсчет голосов растянулся на целую вечность. Секунды текли нехотя, пока древний суперкомпьютер Сената обрабатывал результаты голосования - ужасно медленно, будто намеренно оттягивая их оглашение.
Мон не могла разжать пальцев, судорожно стиснутых на застежке плаща. Застыла неподвижно, словно статуя из белоснежного мрамора, и боялась шелохнуться - ей все казалось, что ноги вот-вот подкосятся, и надломится невидимый стержень, позволявший держать спину неестественно прямо.
Почему им никто не мешает? Почему не вмешивается Амедда, не призывает сенаторов одуматься? Почему стоят неподвижно головорезы Айсарда? Почему никто не пытается остановить новоявленных сепаратистов?
Это странное бездействие врагов заставляло предполагать худшее. Что, если взломан суперкомпьютер? Что, если результаты голосования записаны заранее, и мятежников планируют попросту выставить на посмешище?
Вновь ожил затемненный на время подсчета экран. Сенат точно льдом сковало: замерло движение на трибунах, вмиг стихли шепотки и разговоры. У Мон и самой перехватило дух, когда она через силу подняла взгляд на табло...
...И тут же выдохнула облегченно.
Они получили пятьсот три голоса - даже больше, чем рассчитывала Мон. Чуть-чуть не дотянули до четверти от полного состава Сената.
Мон улыбнулась, сама не отдавая себе в этом отчет. Отпустила наконец застежку, размяла отживевшие пальцы. Ледяная рука, стискивавшая в кулаке ее сердце, разжала хватку, и кровь побежала по жилам вдвое быстрей, торопясь наверстать упущенное.
Пятьсот три голоса - ничтожно мало для принятия закона. Даже до второго чтения дело бы не дошло. Но четверти Сената, проголосовавшей за выход из Республики, более чем достаточно, чтобы ее распад стал свершившимся фактом.
Не на бумаге - на деле. А законность... кого она волнует сейчас?
"Хотели Республику на блюдечке, канцлер? Всю цивилизованную галактику - под свою власть? Как бы не так! Неужели вы думали, что только вам позволено войной и хаосом добиваться своих целей?"
Улыбка Мон из несмелой превратилась в торжествующую - за миг до того, как исчезнуть с ее губ. Не подобает идейной республиканке радоваться в такой трагический момент. Для нее это не победа, а жестокая необходимость.
Еще недавно так было на самом деле. Но все сожаления о безвозвратно потерянном государстве остались за порогом кабинета, в который ей, наверное, уже никогда не вернуться.
"Война так война, господа. Мы еще посмотрим, кого будут судить за измену Республике лет через двадцать".
Зал вдруг ожил. Заколыхалось людское море на трибунах; зазвучали на разные лады голоса - перешептывания и ропот слились в жужжание гигантского пчелиного роя, в неразборчивом гомоне потонули гневные и потрясенные выкрики. Кто-то изрыгал проклятия, стуча кулаком по трибуне, кто-то горячо перешептывался с соседями и помощниками, кто-то аплодировал стоя, кто-то испуганно вжимался в кресло или старался укрыться за чужой спиной.
- Тишина! - рявкнул Амедда, но никто и не подумал прислушаться к его голосу. Не менее сильному и зычному, чем всегда - вот только слово спикера здесь больше ничего не значило.
Другие сегодня правили бал в Сенате.
- Тишина! - прогремел голос Арманда Айсарда, и гвалт стих, как по волшебству.
Одного лишь слова палача в генеральских погонах оказалось достаточно, чтобы безраздельно завладеть вниманием многотысячного зала. Его никто не смел игнорировать. Его никто не смел перебить на полуслове.
Несмотря ни на что, Мон нашла в себе силы злорадно усмехнуться.
"Добились своего, господин Амедда? Отныне и вы здесь - пустое место. Уже чувствуете вкус триумфа?"
Айсард оперся на трибуну обеими руками и подался вперед - ни дать ни взять, голодный волк, приглядывающийся к напуганной отаре овец. Из-за двух огромных экранов, крупным планом демонстрировавших лицо говорившего, казалось, что его взгляд направлен на каждого сенатора. И ничего хорошего он не сулил.
- Полагаю, мы услышали и увидели достаточно. Благодарю вас, магистр Винду, за то, что признали вину и избавили уважаемых членов Сената от продолжения этого фарса.
Мон вздрогнула, почувствовав прикосновение к руке. Рыцарь-джедай, все это время стоявший рядом с ней, склонился к ее уху и прошептал:
- Будьте наготове, мадам.
Мон и сама уже слышала приглушенные голоса, доносившиеся от входа в ложу.
- Сенатская служба безопасности. Сложить оружие и отойти к стене!
- Не имеете права. Госпожа Мотма - сенатор и пользуется неприкосновенностью...
- Уже нет. Оружие на пол, сэр. Третий раз повторять не станем.
Женщина с трудом сглотнула вставший поперек горла комок и молча кивнула. Страха почти не было: только ноги отчего-то стали ватными, и в голове поселился странный шум. Немногим хуже, чем перед первым выступлением в Сенате. Ничего такого, с чем бы она не справилась.
- Как предатель Республики и мятежник, - продолжал Айсард под гробовое молчание зала, - вы более не имеете права на положенные вам по статусу иммунитеты и привилегии. То же самое касается каждого, кто поддержал призывы сенатора Мотмы к сепаратизму. Сенаторы, уличенные в этом изменническом акте, будут немедленно арестованы и препровождены в Главное управление ССБ для дальнейшего разбирательства.
Трибуны разразились возмущнным гомоном: "неслыханно", "возмутительно", "это зашло слишком далеко"... Сенат негодовал, но никто не смел в голос выкрикнуть того, что нашептывал соседу. Но даже это недовольство - тихое, опасливое, - тут же сменилось ужасом: одна за другой ложи мятежных сенаторов заполнялись людьми в сером. Мон нервно оглянулась через плечо, почти ожидая увидеть за спиной палачей Айсарда - хоть и знала, что до нее они доберутся, лишь переступив через хладные тела чандриллианских гвардецев и двоих джедаев.
Рыцарь-джедай до боли стиснул ее руку. Шепнул одними губами: "Ждите". И Мон подчинилась, изо всех сил стараясь не замечать сердитых голосов за дверьми ложи.
У нее всего одна попытка на побег. Поспешит, допустит ошибку - и свободной из этого зала не выйдет.
- Вам же, магистр, - Айсард чуть повысил голос, без труда перекрывая шум, - надлежит немедленно сложить оружие и добровольно передать себя в руки правосудия. Сенат решит вашу судьбу на следующей чрезвычайной сессии... после того, как будет освобожден канцлер Палпатин.
И вновь редкие и разрозненные негодующие выкрики потонули в громе оваций. Сенаторы рукоплескали, наблюдая, как бойцы ССБ заламывают руки их коллегам и выволакивают тех из лож - кого почти деликатно выводя под локти, а кого вышвыривая взашей, будто вышибалы - пьяниц из кантины. У Мон перехватило дыхание от гнева: даже сейчас она не могла поверить, что с теми, кто еще вчера представлял высшую власть в Республике, можно обращаться как с уличным отребьем.
"И они проглотят это, - подумала она с отвращением. - Будут улыбаться, хлопать в ладоши и голосовать "за", даже если от них потребуют кланяться в ноги каждому из канцлерской свиты и целовать пол, по которому ступал Палпатин. Все сделают, лишь бы не оказаться следующими в списке изменников".