Мысли путались, перескакивая с одного на другое. Сосредоточиться не выходило, как Оби-Ван ни старался. Виски ломило все сильнее, до белесой пелены перед глазами. Оби-Ван не пытался больше воззвать к Силе - она сама прорывалась сквозь хрупкие барьеры, которыми он тщетно отгораживался от ее Тьмы. Нашептывала что-то, заставляла бешено колотиться сердце...
Оби-Вана вдруг скрутило от резкой боли - словно под дых ударили, вышибив воздух из легких. Глаза застило кровавым туманом, из которого один за другим начали проступать смутные, расплывчатые образы, полные огня и смерти.
Он закричал, и десятки голосов подхватили его крик - захлебывающимися предсмертными стонами, воплями отчаяния и яростным боевым кличем.
Оби-Вана никогда прежде не посещали видения, и не было у него к предвидению такого дара, как у Энакина. Картины грядущего расплывались, выглядели смазанными и неясными, словно завеса будущего приподнималась перед ним с неохотой. Но один образ был удивительно четким.
Именно он стоял у Оби-Вана перед глазами, когда сознание вернулось к нему.
- Энакин... - прошептал магистр, не веря. Ладонь, которой он оперся на стену, дрожала и кровоточила там, где шершавый металл ободрал кожу. - Нет. Нет...
Это не могло быть правдой. Вот только Оби-Ван знал, что Сила не лжет никогда.
Сбиваясь с шага и тяжело дыша, он поспешил вперед - туда, где лежала кратчайшая дорога к Храму.
К Храму, павшему или обреченному пасть под натиском клонов и его названного брата. К Храму, по каменным плитам которого - возможно, прямо сейчас, - уверенной поступью победителя шел Дарт Сидиус.
* * *
Несмотря на стоящий вокруг шум, зычный, усиленный микрофонами голос Винду был хорошо слышен на противоположной платформе. Они располагались так близко, что Арманд без труда мог различить хищный оскал на лице самозваного главы Ордена и потусторонний огонь, полыхнувший в его глазах.
Выглядело и впрямь устрашающе. Вот только проведя столько лет на службе у Палпатина, столько лет ходя по лезвию ножа и играя по высочайшим ставкам, начинаешь относиться к страху как к неотъемлемой части работы.
Арманд усмехнулся ему в лицо. И ответил совершенно спокойно:
- Что ж, попытайтесь привести приговор в исполнение.
С холодной улыбкой он наблюдал, как со всех сторон зала на магистра обрушивается шквал бластерного огня, вынуждая того прервать горделивые речи и заметаться из стороны в сторону, с бешеной скоростью отражая выстрелы световым мечом.
Арманд знал, какой опасности подвергает себя, стоя почти без защиты перед одним из сильнейших джедаев галактики. Винду мог оборвать его жизнь движением руки... но очень нелегко усилием воли обернуть Силу в смертоносное оружие, когда полтора десятка отменных стрелков норовят превратить тебя в оплавленное решето.
До сих пор Винду держался превосходно, но Арманда это не беспокоило. Если потребуется, он натравит на него каждого бойца в этом зале. Рано или поздно магистр допустит ошибку и издохнет, как бешеный зверь. Коим и являлся.
Полюбовавшись немного зрелищем, Арманд перевел взгляд на погруженную в хаос Сенатскую арену. И пусть человек неподготовленный увидел бы внизу лишь мечущуюся в панике толпу, директор не без удовольствия отметил слаженную и четкую работу своих людей.
Точно по плану сенатские гвардейцы перекрывали один выход за другим, оставив свободными лишь два - для эвакуации послушных сенаторов, заслуживших сегодня право на свободу и безбедную жизнь. Впрочем, и мятежникам не слишком старательно препятствовали: разбежавшихся крыс из Делегации ССБ без труда выловит по одиночке, в рабочем порядке. Что до лидеров бунта... Арманд только и мог пожелать им счастливого пути и плодотворного сотрудничества с руководством Конфедерации. Ничто так не парализует работу организации, как лишние политики в ее руководстве.
Мейс Винду был единственным из них, кто представлял реальную угрозу. А значит - единственным, кому надлежало погибнуть сегодня.
"Интересно, успеет ли он осознать, что капкан с самого начала ставился именно на него?"
* * *
Совсем недавно Энакин жаждал услышать, как за ним захлопнутся ворота Храма. Ныне на их месте зияла уродливая дыра, щерилась ему в спину оплавленным металлом. Шаги клонов выбивали тяжелый, грозный ритм по каменным плитам террасы: бойцы Пятьсот первого легиона выстраивались вокруг павшей твердыни джедаев в оцепление - работая споро, четко и хладнокровно, будто выполняли рутинный захват сепаратисткой базы.
Джедаи еще сопротивлялись: загнанные в угол, задавленные числом и огневой мощью, они стояли насмерть - за себя и товарищей, за свой дом и за все, что он для них олицетворял. Все напрасно, конечно: Энакин чувствовал, как Силу будоражит одна смерть за другой. Та ликовала, упивалась кровью, точно ненасытное чудовище, и приглашала разделить с ней это жуткое пиршество. Вот только он уже был сыт по горло. Кончилась эйфория битвы, растворилась - и теперь Энакин не испытывал ничего, кроме отвращения. И, пожалуй, слабого облегчения от того, что ему не пришлось самому браться за эту мерзкую, мясницкую работу - добивать обреченных.
С этим клоны прекрасно справятся и без его участия.
Энакин сделал глубокий вдох и чуть не закашлялся: витавший в воздухе дым драл горло и забивал легкие. В носу все еще стоял тошнотворный запах горелой плоти, и юноша не был уверен, что сумел бы избавиться от него даже на вершине Манарайского пика.
Он думал о том, что нахлынуло на него в храмовой тюрьме, и не мог поверить, что с того момента прошло меньше часа. Энакин чувствовал себя выжатым досуха. Опустошенным. Безумно усталым. Хорошо еще, что не тошнило, как с обычного похмелья... да и то к горлу подкатывал склизкий ком, стоило оглянуться на почерневшие от копоти стены Храма.
Это и есть Темная сторона? Тот самый запретный плод? Сомнительная же от него радость, если так.
Зато Палпатин выглядел довольнее некуда. Он стоял за плечом Энакина и, сощурив глаза на яркое солнце, обозревал раскинувшийся у его ног город. Город, отныне принадлежавший ему одному.
- Я благодарен тебе, мальчик мой. Теперь все будет так, как должно быть.
Мягкий голос. Мягкий и мудрый взгляд серо-голубых глаз. Мягкая и доброжелательная улыбка. Но теперь Энакин знал, что таится под этой маской, и никогда не забудет.
Палпатин был не просто беспринципным политиком. Не просто безжалостным тираном, на досуге развлекающимся запретными знаниями.
Правитель Республики был чудовищем - намного более страшным, чем кровожадный зверь, в которого Энакина ненадолго превратила Тьма. И Энакин сам помог ему выйти на свободу.
Он до боли стиснул зубы. Что сделано, то сделано, и сожалеть тут не о чем. Мерзостно до бессильного воя, когда предательство становится единственно правильным выходом, но он не выбирал время, в которое родиться - как не просил об этой клятой Избранности, в чем бы она ни заключалась.
- Падме, - только и выдохнул Энакин. Пепел и дым горчили на языке. - Вы обещали ее мне.
Палпатин обернулся к нему. Стиснул его плечо - скорее властно, чем покровительственно.
- И ты ее получишь, живой и здоровой. Разве я хоть раз отказывался от своих обещаний?
С губ рвалось язвительное "а как насчет тех, что вы давали сепаратистам?", но Энакин проглотил невысказанные слова. Что-то ему подсказывало, что умение держать язык за зубами придется теперь оттачивать вдвое усерднее, чем прежде.
От бронированного спидера, припаркованного неподалеку, к ним направились трое Алых гвардейцев. Все в полном облачении и при оружии; глаза за визорами старомодных шлемов зорко высматривают опасность.