Это была небольшая комната, смахивающая по большей степени на мастерскую слесаря или плотника. Стены обшиты не струганными досками, лампы в коридоре не быќло. Днем, скорее всего, хватало естественного света, льющегося из метрового окна, распоќложенного на стене рядом с входной дверью. Справа к стене был прибит самодельный верстак, представляющий собой четырех сантиметровую доску. На доске были закреплены пара тисков. Все инструменты: рубанок, деревянные и металлические молотки, ящик с гвоздями, поломанная ножовка, всевозможные напильники и плоскогубцы кучей были наќвалены на верстаке. Хаотичное размещение инструментов не предполагало, что на этом верстаке, кто-то ежедневно трудится. Создавалось впечатление, что все эти предметы быќли выложены специально для отвода глаз. Над верстаком также на гвоздях висели инстќрументы, закрепленные между обыкновенными вбитыми в стенку двухдюймовыми гвозќдями. Слева, вдоль стены стояли две двадцати литровые канистры. Горьев наклонился и провел пальцем по крышке одной из них. Он поднес руку к лицу, и вдохнул в себя едкий керосиновых запах.
Зачем ему керосин? Наверное, использует его как дополнительный зимний обогрев жилья. Скорее всего, в комнате, где он сейчас находится, стоит какой-нибудь керосиноќвый обогреватель.
Сразу около входной двери, где под подоконником, были сложены сухие порубленные дрова, лежал массивный топор. Несколько поленьев валялись прямо в коридоре. Горьев разќглядел, что пол покрывал толстый въевшийся в половые доски слой уличной грязи. Тапок в этом доме явно никто не носит. Он еще раз взглянул на стену с инструментами и сделал один шаг в ее сторону. Глаза уже совсем привыкли в темноте. Горьев успел подумать о беззвучности своего шага, прежде чем глаза его стали медленно округляться.
Под большим заржавевшим рашпилем на стенке в ряд висели металлические предќметы. Длинные заостренные на конце стальные спицы крепились на стене маленькими гвоздями за большие круглые петли. Это были самодельные стальные заточки с большими кольцами. В среднем они достигали двадцати сантиметров. Кольца заточек, которыми они заканчивались с другого конца были настолько широкими, что в них можно было без труќда просунуть ладонь. Толщина стальных предметов была не больше обыкновенного каќрандаша. Горьев пошатнулся на ногах и почувствовал, что боль ударами сердца сильнее стала бить в его висках. Он не мог поверить своим глазам, что он сейчас видит перед соќбой. Длинные стальные предметы были острыми. Это было видно невооруженным взгляќдом по блестящим, даже в темноте, их заточенным концам. Они аккуратно располагались в ряд, кольцо к кольцу. На крайней правой заточке темнело липкое пятно. Горьев слегка дотронулся до заветного пятнышка. От чего стальные братцы, словно бубенцы, стали изќдавать друг о друга слабый металлический звон. Горьев затаил дыхание. Прислушался к звукам в комнате, откуда исходил свет. Тишина. Затем он взглянул на свой палец. На фаќланге был отчетливый бордовый цвет знакомой субстанции. Удары в висках стали болезќненными.
Это они. Что же это еще может быть, как не орудия убийства? Вот это не что иное, как кровь последней жертвы, еще не смытая со стальной спицы. Не помню, сколько передавали по телику ритуальных убийств, но я уверен, что здесь, на стенке, стальных спиц ровно столько, сколько было убитых горожан. Откуда я все это могу знать? Моќжет это все сон, и мне надо просто выйти из этого кошмара.
На секунду Горьев представил, как убийца просовывает в кольцо спицы руку и хладнокровно, надавливая всем телом, хладнокровно вводит в горло жертвы смертельное оружие. А затем, смотрит в глаза умирающего человека, получая энергию уходящую из мертвого тела, ту, что мы привыкли называть душой. И, конечно же, это должна быть молодая душа, никак по-другому.
Ведь у него нет души, и он пытается, таким образом, хотя бы увидеть ее в умиќрающем человеке. Но каждый раз он ничего не видит и продолжает свой безумный ритуќал. Возможно это всего лишь мое воображение, и я не знаю, зачем же он это делает на самом деле. Но я знаю одно - это чудовище не должно жить, существовать, дышать с нами одним воздухом. Он не достоин того, чтобы быть среди людей. Но что будет, если я сейчас, развернусь и тихо выйду из дома? Убегу. Убегу как ветер с этого проклятого места. Убегу, чтобы все рассказать в ближайшем пункте милиции. Что тогда будет?
Горьев отошел спиной к двери и, не отрывая взгляда от входа в комнату в конце коридора, стал вслепую руками шарить на полу.
А будет следующее: сонный маньяк будет пойман, и посажен на цепь. Возможно, его признают невменяемым и отправят в психушку для получения медицинского освидеќтельствования. И даже, скорее всего, его признают психически нездоровым, и отправят, на какое-то время лечится. А может и быть все по-другому. Но в любом случае, максиќмум, что ему может грозить - это вечное заключение. Но он будет жить. А родители невинно убиенных так и будут раздирать себя жаждой мести и никогда не простят сеќбе и этому государству, что этот "человек" остался жить.
Он нашел, что искал. Деревянное древко топора охотно легла в правую руку Горьева. Все также, не отрывая взгляда от света в конце коридора, с массивным топором на уровне груди, он направился уверенными шагами в комнату. Теперь он уже ничего не боќялся. Ни создаваемого им при ходьбе шума, ни последствий своих действий. Ничего неќподозревающий топор, который еще утром мирно рубил дрова, сверкнул в темноте смерќтельным блеском металла.
Вот оно мое желание, которое и привело меня сюда. Это не любопытство, и не гражданская активность. Это мое Эго. Я - есть вершитель справедливости. Я - есть судья.
4
В комнате никого не было. Нет, не то чтобы она была пуста или в ней не было ниќчего, чтобы указывало на жизнь. В каменной полуразвалившейся печи горел огонь и Горьев мог ощущать его жар, исходивший через закрытую и раскалившуюся заслонку пеќчи. Стены были обклеены выцветшими оборванными кусками обоев. На некоторых из них были сделаны какие-то надписи шариковой ручкой. В комнате под потолком горела ламќпочка. На круглом деревянном столе, накрытого жирной клеенкой стояла посуда: кружка, тарелка с какой-то едой, металлический закоптившийся чайник, блюдце с ломтем белого хлеба. Хлебные крошки были повсюду, включая пространство под столом. Справа, в поќлуоткрытом шкафу для одежды можно было увидеть мятые тряпки и некоторые предметы гардероба: старый холщевый плащ, фуфайка. Полосатое армейское одеяло на металличеќской кровати с сеткой было помято, как будто на нем недавно лежали. На грязном полу были еще видны следы от ног домочадца.