- Зачем вам понадобился Коваль? – спросил Юркевич.
Лже-чекист всхлипнул.
- Это Левашов - он Трубку попросил, чтобы мы его у вас увели.
Я догадался, что речь идёт о том самом бандите, на поимку которого отправились почти все наши, включая Мишку. Что-то говорили о банде числом не менее тридцати сабель. Серьёзная сила.
Наши за ним гоняются, а Левашов тем временем через своих доверенных людей в городе свои дела проворачивает. Ничего не скажешь – наглец! Надо будет при случае узнать о нём больше.
- Левашов? – поразился начальник губрозыска. – А ему-то с каких хренов этот старовер-душегуб понадобился?
- Так понятно зачем: вас, легавых, хотел по носу щёлкнуть, - простодушно ответил Зайцев. – Чтобы, значит, позор на весь свет был.
- Ясно, - кивнул Смушко и бросил на меня задумчивый взгляд.
Ну да, если бы не просмотренные мной сводки и натренированная в оперском прошлом память, план лже-чекистов бы удался. Другим словом, кроме как повезло – ситуацию описать сложно.
- Так и запишем – хотели скомпрометировать органы советской власти, - Юркевич макнул перо в чернильницу и старательно зачиркал в протоколе допроса.
- Чего-чего мы хотели? – захлопал глазами допрашиваемый. – Это вы в чём нас обвинять собираетесь? Ничего мы ментировать не собирались. Не пишите всякого!
Я невольно улыбнулся, но разъяснять смысл термина не стал.
- Не берите в голову, Зайцев. Лишнего мы вам предъявлять не собираемся.
Бандит успокоено вздохнул. Юркевич умел убеждать одной только интонацией.
- Кстати, - как бы между прочим поинтересовался Юркевич, - откуда Левашов узнал, что мы арестовали Коваля?
- Тоже мне секрет, - фыркнул допрашиваемый. – Полгорода видели как вы его брали.
Лицо Смушко просветлело. Он явно боялся, что среди своих есть кто-то, кто работает на Левашова.
- Хорошо, это мы прояснили. Тогда ответьте, пожалуйста, на следующий вопрос: удостоверения сотрудников ГПУ и мандат, где достали? – продолжил гнуть линию следователь.
Зайцев пожал плечами.
- Это вы у Трубки спросите, когда он очухается… Ну или если очухается, а то уж больно ваш человек дерётся крепко, - он перевёл взор, в котором не читалось ничего, кроме испуга, в мою сторону.
- Трубка-то очухается, - заверил Юркевич. – И мы обязательно его спросим. Но что мешает вам рассказать? Чем больше будете с нами сотрудничать, тем легче будет ваша участь.
- Да я бы рассказал, коли бы знал, - грустно улыбнулся Зайцев. – Только кто ж меня в известность в таких делах ставит. Меня для другого берут.
- Ну вот про это другое вы мне сейчас и поведаете, - вежливо наклонил голову Юркевич.
Послужной список у Зайцева оказался приличным, но я заметил, что он охотно сознаётся в ограблениях рядовых граждан, но как только речь заходит о государственной собственности, как его словно подменяли – куда-то исчезала словоохотливость, он даже начинал заикаться.
Сначала это вызвало у меня недоумение – откуда такая избирательность? Чего он так боится? Потом до меня дошло: в это время покушения на госимущество считались намного более серьёзными преступлениями, чем грабёж обывателей, пусть даже эти самые обыватели – граждане молодой советской республики.
Перекос, конечно, несправедливый, но их и в моё время тоже хватало, как и резонансных дел.
Выпотрошенного Зайцева отправили в камеру на отдых. Юркевич решил, что завтра снова возьмёт бандита в оборот и выжмет из него ещё больше.
Я покосился на окно: уже темнело, а ведь у меня с утра и маковой росинки во рту не было. Даже по госпиталю затосковал: там меня точно ждали еда и кров.
Голодный был не только я. По распоряжению Смушко нам троим со следователем принесли по миске каши и по стакану чая.
Если каша у меня зашла на ура, то чай вызвал странные чувства. Он как-то странно пах, да и на вкус тоже был так себе. Уж лучше бы тогда простого кипяточку.
Позже я узнал, что мы пили морковный чай, подслащенный сахарином.
Через час Смушко засобирался и ушёл, Юркевич убежал домой ещё раньше.
А мне вдруг стало тоскливо. Я сообразил, что просто не знаю, где живу!
Как-то закрутился и забыл поведать начальству «легенду» об амнезии, тот, глядишь, и просветил бы меня насчёт адреса.
Что делать? Да спать ложиться в кабинете. Чай не впервой на работе ночую. Утро вечера мудренее.
Я зашёл в кабинет и снова осмотрел скудную обстановку. Небогато «живёт» оперсостав…
Надо бы у завхоза при случае выцыганить какой-нибудь диванчик. Как ни крути, сегодня я ему подогнал царский подарок – сразу двух лошадей. Неужели он не пойдёт навстречу и не раздобудет под нужды оперсостава какую-нибудь мебель, на которой можно было бы вздремнуть при возможности.