Вздохнув, я бросаю джинсы и топ на кровать и подхожу к шкафу, чтобы найти что-то более подходящее для ужина. Я перебираю вешалки, пока не нахожу сверкающее красное платье. Надевая его, я убираю волосы в аккуратный пучок и наношу красную помаду, которая идеально сочетается с платьем.
Вот и все. Полу-официально.
Уилл забирает меня, выглядя горячо в белой рубашке и черных брюках. Его коричневые волосы короче, чем в последний раз, когда я его видела, что придает ему более юношеский вид.
— Черт возьми. — Он свистит, когда я сажусь на переднее сиденье. — Надеюсь, что Линдли не видел, как ты вышла из дома в таком виде. В противном случае он подумает, что я веду тебя на свидание, и надерет мне задницу.
— Он уже думает, что это свидание, — отвечаю я, улыбаясь. — Меня жестко допрашивали раньше.
По дороге в ресторан, расположенный в очень знакомом углу на Main Street, мы болтаем.
— Разве они не были заведением завтраков на прошлой неделе? — спрашиваю я в замешательстве.
— В прошлом месяце, — поправляет он, хихикая. — На прошлой неделе они были суши-баром.
Надеюсь, этот проект приживется, потому что, когда мы заходим внутрь, нас встречает очень приятная атмосфера. Теперь это средиземноморский ресторан, предлагающий маленькие, уединенные столики, спрятанные среди тропических пальм, которые можно встретить в Греции, и обрамленные фотографии Санторини и греческих островов, украшающие белые штукатуренные стены. Даже есть живая музыка. Ну, гитарист и парень, мягко играющий на бонго. Но это все равно круто. Теперь мне здесь нравится.
Уилл не успевает вытянуть мой стул — чрезмерно восторженный официант появляется из ниоткуда и делает это за него. Затем он садит и Уилла, и меня, и с размахом разворачивает наши салфетки, подавая их нам, чтобы мы положили их на колени. Мы оба стараемся не смеяться, когда он заканчивает свое экстравагантное шоу, предлагая нам пару меню в красной коже.
Когда он уходит, мы на мгновение изучаем меню.
— Ну что ж. — Уилл поднимает голову и невинно улыбается. — Все греческое для меня.
Я смеюсь так громко, что это выходит в хихиканье. — О, Боже, это было так скучно.
Но, в принципе, он не ошибается. Все меню написано на греческом. Я не могу разобраться в иностранных символах на странице. Даже нет английского варианта под меню.
Я сжимаю губы. — Думаю, я знаю, почему этот владелец постоянно меняет концепцию.
— Да, думаю, и я тоже.
Нам приходится просить официанта перевести каждое блюдо, что занимает целую вечность. Наконец, мы заказываем наши блюда и устраиваемся в креслах, пока мягкая гитарная музыка наполняет пространство. Уилл тратит некоторое время на то, чтобы пожаловаться на своего отца, который сопротивляется тому, чтобы Уилл провел год в Европе после окончания учебы. Я узнаю, что мистер Ларсен — конгрессмен, который делит свое время между Вашингтоном и Коннектикутом со своей мачехой. Мы немного обсудили мачех, так как оказывается, что нам обеим нравятся наши. Его родители не разведены, хотя его мать умерла, когда ему было четыре года, и его воспитывал целый отряд нянечек, пока его отец не женился снова.
В конце концов, я переводжу разговор на Беккета, так как любопытство съедает меня.
— Как идут дела с Беком? Он вернется скоро, верно?
— На следующей неделе.
Я замечаю, как черты Уилла напрягаются. — Ох. Ситуация все еще беспокоит тебя?
— Немного. Может быть, было бы по-другому, если бы я был с кем-то с тех пор, как он уехал. Но я не встретил никого, с кем бы я совпадал.
— Значит, твоя последняя встреча все еще та неловкая, где ты все время представлял Бека.
— Да. Он звучит угрюмо.
— Окей. Ну, на какой отметке мы на шкале возбуждения теперь? Когда ты думаешь о том, чтобы заняться сексом с Бекеттом и женщиной, это меньше отталкивает тебя? Или больше?
Он вздыхает.
— Больше, да?
— Это все, о чем я, черт возьми, думаю, — бубнит он.
— Честно говоря, я думаю, что ты слишком переживаешь по этому поводу. У всех есть свои фетиши.
— Да? — он бросает вызов. — Какие твои?
— Не твоё дело.
Уилл улыбается.
— Так что ты собираешься делать, когда Бек вернется домой?
— Не знаю.
— Ты общался с ним, пока он был в отъезде?
Этот вопрос его настораживает. — Конечно. Мы переписываемся каждый день. Он мой лучший друг.
— Тогда не думаешь, что тебе стоит поговорить с ним об этом? Сказать ему, что тебя беспокоит?
— Может быть.