Когда я наслаждалась лебединым рассветом, моя бабушка заняла очередь к начальнику следственного отдела района и высидела ее — с шести десяти до девяти сорока пяти. В своем молчаливом упорстве она гордо восседала сначала на улице, на ступеньках, подложив под себя вырезанную от посылки картонку, а потом — в приемной, нагоняя на секретаршу начальника следственного отдела беспокойство и раздражение.
Бабушка была одета в выходное свое пальто — нежно-персикового цвета, с рыжей опушкой из меха лисицы по низу широких рукавов. Ее узкие остроносые ботинки на каблуках с высокой шнуровкой, небольшая шляпка и прозрачный длинный шифоновый шарф в черно-вишневых тонах (под цвет темно-красных перчаток) привлекали внимание всех вновь пришедших к главному следователю нервных посетителей, успокаивая их, по крайней мере, минут на пять-шесть. Столько времени и надо было, чтобы в довершение к вышеперечисленному рассмотреть еще старинный ридикюль бордового цвета с позолоченной цепочкой и восемь массивных перстней, надетых на пальцы поверх перчаток.
Самые дотошные оставляли напоследок разглядывание бабушкиных очков в тонкой золотой оправе, но на это решались не все, потому что за стеклами очков их поджидали решительные насмешливые глаза, а решительный взгляд бабушки, да еще с оттенком насмешки, выдержит не каждый, особенно мужчина. Картонка с какими-то надписями была явно не к месту, но бабушка относилась к ней бережно, следя, чтобы уж совсем обалдевшие и любопытные граждане не могли прочесть надписи.
Войдя в кабинет, бабушка степенно осмотрелась. Поначалу ее внимание привлекли графики роста раскрываемости преступности, и она, подойдя поближе, стала изучать ежемесячные кривые под стеклом на стене. Что-то дописывающий начальник следственного отдела, не обнаружив посетителя на стуле напротив себя, огляделся и задержался взглядом на высокой седой женщине в оранжево-красном, считывающей показатели с графиков.
— Прошу.
— Минуточку, — строго проронила бабушка. — В прошлом месяце у вас процент раскрытых преступлений по особо тяжким был ниже, чем в позапрошлом. А по изнасилованиям выше Можете объяснить это психологически?
Справившись с накатившим беспокойством, начальник рассмотрел бабушку повнимательней, прикинул, что на проверяющую из генеральной прокуратуры она не похожа, достал пачку сигарет и закурил, приготовившись к настойчивости умственно потревоженной общественницы или ищущей справедливости родственницы какого-нибудь правонарушителя.
— Это только дело случая, — ответил он между первой и второй затяжками. — Самих преступлений бывает разное количество. Весной и, как ни странно, осенью количество изнасилований увеличивается.
— Что вы говорите?.. — Бабушка заинтересовалась, присела к столу, осторожно приладив картонку на полу у стула. — Весной — это понятно, обострение рецепторов осязаемости…
— Да каких там рецепторов, — отмахнулся начальник. — Теплеет, и девчонки ноги и шеи открывают до пупка, вот вам и объяснение.
— Позвольте, а что же происходит осенью?
— А осенью озабоченные мужики бесятся в предчувствии пяти месяцев закрытых ног. Это чисто по психологии, если не брать в расчет маньяков. У них другая психология, вне времен года.
— Потрясающе!.. — Бабушка с искренним восторгом уставилась на мужчину напротив.
Начальник под ее взглядом медленно затушил сигарету, поправил галстук, пригладил остатки волос, постарался втянуть живот, а когда этого не получилось, положил локти на стол, подавшись к ней, закрыв тем самым нижнюю объемную часть тела.
— Оставьте заявление у секретаря. — Он нацелился ручкой в календарь. — Скажите вашу фамилию, вам перезвонят. Я возьму ваше дело на контроль.
— Благодарю, я бы никогда не позволила себе беспокоить столь важного начальника. — Бабушка сняла очки. Щелкнули складываемые дужки и стукнулись о перстни. — Но дело совершенно не терпит отлагательства. Понимаете, у меня через три дня кончаются скидки в похоронном бюро “Костик и Харон”. Двадцать процентов от двенадцати тысяч восьмисот рублей — это, знаете ли, для пенсионерки большие деньги.
— Двадцать процентов? — заинтересовался еще ничего не понимающий главный следователь и машинально достал калькулятор. — От двенадцати восемьсот это две тысячи пятьсот шестьдесят рублей. А что стоит почти тринадцать тысяч?
— Минимальная сумма на похороны.
— И чем я могу помочь?
— Если вы разрешите похоронить моих близких в течение этих пяти дней, то я смогу воспользоваться скидкой, а если нет — это будет для меня очень огорчительно, уверяю вас, очень. Вы совершенно верно посчитали, это две тысячи пятьсот…
— Минуточку, я не понял, у вас скидки в похоронном бюро?
— “Костик и Харон”, — кивнула бабушка. — Понимаете, пенсионерам приходится как-то выкручиваться, вот мы с друзьями и договорились пользоваться услугами одной конторы для похорон близких. Если вы обращаетесь туда вторично, в течение полугода после первых похорон, то имеете скидку в ноль целых семьдесят пять сотых процента с тела. Если после вторых похорон обращаетесь опять в течение полугода, имеете скидку уже в один процент, и так далее.
— Очень интересно, — бормочет начальник, пытаясь вычислить, сколько покойников нужно обслужить в одном похоронном бюро, чтобы накапала скидка в двадцать процентов.
— Если вы попробуете высчитать все точно, у вас получится восемь с половиной покойников в течение трех-четырех лет, — небрежно замечает бабушка.
— Действительно, восемь… с половиной, — не верит глазам начальник.
— Это, конечно, не совсем верно. Дело в том, что после шестого покойника, которого, как вы помните, нужно было похоронить не позже чем через полгода после пятого, фирма увеличила нам процент скидки эксклюзивно.
Начальник следственного отдела, тучный подполковник сорока шести лет, вдруг почувствовал, что у него шевелятся на голове волосы, а сам он при этом ощущает смутное и необъяснимое беспокойство, и возбуждение одновременно. Он тут же решил не смотреть в глаза странной даме и не давать ей много говорить. Именно низкий завораживающий тембр голоса, как ему показалось, окутывал его голову туманом, пугая и беспокоя.
— Извините, на сегодня у меня много дел, поэтому…
— Я пришла специально пораньше, я подумала, что часов до десяти — десяти тридцати вы, может быть, и примете посетителей, а потом — срочные дела, заседания…
— Все точно, мне уже пора. Если я правильно понял, вы хотите захоронить тела… Тела… — задумался подполковник, — ваших близких, которые в данный момент находятся в морге следственного изолятора до выяснения особых обстоятельств, так?
— Так, но все эти особые обстоятельства…
— Жертвы насилия? — перебил бабушку начальник.
— Да. Мою дочь с мужем убили.
— Кто ведет дело?
— Инспектор Ладушкин должен был…
— А, вспомнил. Это дело у меня на контроле. Два неопознанных трупа в салоне автомобиля.
— Ничего подобного! — возмутилась бабушка. — Тела опознаны тремя близкими родственниками, о чем есть соответствующие документы!
— А вы?..
— Изольда Францевна Грэме, мать убитой Ханны Латовой. Мужчина — мой зять.
— То есть вы узнали зятя по приметам на теле? — Следователь решился и осторожно взглянул на бабушку.
— Шрам после аппендицита, определенное расположение волосяного покрова на груди и две серебряные пломбы с застойных времен — верхняя левая шестерка и нижняя левая семерка.
— По шраму и по зубам, — задумался подполковник, — и что, никаких сомнений?
— Абсолютно. Латов часто валялся на даче в гамаке в одних плавках. А после женитьбы на моей дочери Ханне он стал к месту и не к месту громко и радостно смеяться. Так, знаете, от души, широко открыв в упоении рот.
— И все-таки опознать дочь — это одно, а вот зятя…
— Сомневаетесь? — Бабушка опустила глаза и достала кружевной платочек, слегка сдобренный духами из флакона с выгравированной буквой Р. Стало ей стыдно или нет за нечаянный эксперимент с опознанием пломб на зубах отсутствующей головы Латова, она не сознается никогда. Чтобы простить самой себе нечаянный экспромт, устроенный исключительно для определения степени “готовности” подполковника, бабушка выждет полторы минуты (для особо одаренных умом и сообразительностью мужчин этот тест обычно длится две — две с половиной), вздохнет и грустно заметит: