– Вы так считаете? – старушка приподнялась на цыпочки.
– О… да… у меня есть опыт!
«Если она вздумает меня поцеловать, это будет ужасно, – Рори невольно отпрянул, – обычная пожилая дама, и не подумаешь, что всю жизнь можно прожить, и, судя по дому, неплохо, совершенно без мозгов».
Солнце поднялось высоко, Рори ощутил, как взмокли подмышки.
– Вы общительны? – Рори уловил недоумение в глазах миссис Бофи. – Надо любить людей! Искать к ним пути. Мы так привыкли не совать нос в чужие дела, что ничего не знаем о ближних, о том, как страждут их души, о том, как они были бы рады протянутой руке.
– Протянутой руке?
Рори показалось, что миссис Бофи может упасть в обморок.
– Кто живет слева? Вам безразлично! Справа? Не интересно! Напротив?.. – Рори не давал вставить слова недоумевающей миссис Бофи. Инч скроил скорбную гримасу и повторил машинально, как бы ни на что не рассчитывая, – кто живет напротив, миссис Бофи? Ну же! – устало подбодрил Инч, как вконец разочаровавшийся в подагогике учитель неспособного ученика.
– Мистер Сэйерс. Найджел Сэйерс. Деловой человек. Головоломные технологии, что-то с чем-то скрещивает… – напряженная работа мысли, сомнения, – биоинженер! – радостно выкрикнула миссис Бофи, припомнив необходимое. – Богат. Одинок. Больная дочь, здесь ее никто не видел, несчастное создание на излечении где-то далеко. Мистер Сэйерс сухой человек, хотя и вежливый, его сдержанные поклоны совсем не располагают к общению, к поиску путей, как вы изволили выразиться, – миссис Бофи развела руками. – Мне кажется, он еще более одинок, чем я… у меня хоть цветы, а у него…
– Женат? – обронил Рори, оттягивая ворот рубахи, чтобы током воздуха охладить разгоряченное тело.
Миссис Бофи перевела дух, прижала стопку проспектов к груди: глянцевая бумага неприятно оттенила сморщенную, изъеденную временем кожу на шее миссис Бофи.
– Жена умерла… много лет назад, от страшной болезни, говорят, у дочери такой же недуг, люди разное болтают, может, вранье, не знаю. Все научились скрывать подноготную, не удивлюсь, если мистер Сэйерс – весельчак, гулена, прожигатель жизни, но здесь все знают его как человека чопорного, собранного, всецело посвятившего себя работе.
– Сколько лет дочери? – уточнил Рори и успел заметить, как по лицу миссис Бофи скользнула тень недоумения: зачем проповеднику учения Кришны возраст дочери чужого человека, что волей случая живет напротив миссис Бофи? Безразличие, прилипшее к лицу Рори Инча, успокоило миссис Бофи: обычное дело – ни к чему не обязывающий вопрос, проявление любопытства или еще проще – вполне объяснимое желание поддержать беседу, успокоить разволновавшуюся пожилую даму.
Миссис Бофи пригласила Рори на террасу, налила ледяного яблочного морса, вполне успокоилась и только тогда вернулась к беседе.
– Девочке лет четырнадцать или пятнадцать. Я ни когда ее не видела, да и никто здесь тоже. Говорят, хороша изумительно. Но… никто не видел… болтовня. У досужих языков всегда или богиня, или уродина, о таких судачить интереснее.
Рори молчал, надеясь, что, если не сбивать миссис Бофи, она даст еще два-три словесных круга, не выпуская из поля зрения Найджела Сэйерса. Инч ошибся. Миссис Бофи с удовлетворением оглядела цветы:
– Нарвать?
Рори в притворном несогласии закрылся руками. Миссис Бофи его жест только раззадорил, она отыскала в траве ножницы и, ловко орудуя ими, нарезала букет роз. Инч полез за деньгами. Миссис Бофи сверкнула глазами, склонила голову чуть набок и прошелестела – фи-фи! – показывая Инчу, что перед ним хоть и пожилая, но все же женщина. Рори держал букет неумело, как многие мужчины, так и не научившись обращению с цветами.
– Навещайте меня! – миссис Бофи проводила Инча до машины.
По дороге Инч заехал в ресторан, где работала Сандра Петере, и преподнес ей цветы. Сандра покраснела от удовольствия, и Рори испытал сладкое шевеление в груди.
Вечером того же дня миссис Бофи, увидев, как к своему дому подъехал Сэйерс, нарочно оказалась ближе к проезжей части, приветливо раскланялась с соседом и подумала, что тот вовсе не так уж неприступен, как ей казалось раньше; после приезда к ней располагающего толстяка из воинства Кришны миссис Бофи хотела видеть в каждом друга или, во всяком случае, человека, испытывающего симпатию к миссис Бофи, неназойливой женщине, которая трогательно возится с цветами, никому не навязывая своей персоны.
Найджел Сэйерс, высокий, худой, развинченной походкой вошел в дом, и металлический скрежет замка неприятно резанул слух миссис Бофи, будто сосед обманул ее надежды.
День по жаре выдался редкий. Тревор Экклз, без галстука, в рубашке с короткими рукавами, расположился в кресле, навалившись на стол всем телом так, чтобы несуществующая прохлада полированной поверхности успокаивала горячую кожу на шелушащихся лок-гях.
Экклз, не отрывая взгляда от экрана, проводил Рори от дорожки до порога особняка, но поездку в лифте и проход к кабинету по коридору уже не наблюдал – даже Тревор поддался жаре.
Лотосы в вазах по обеим сторонам стола Экклза, казалось, потеряли четкость очертаний в прокаленном мареве, плававшем в кабинете; несмотря на кондиционер, с бронзового Будды, того и гляди, покатятся капли сплава. Экклз лениво кивнул Рори, Инч послушно сел, не отрывая глаз от вздувшихся мышц на предплечьях Экклза: первый раз Рори видел голые руки Тревора и поразился их мощи; неудивительно, эти руки всю жизнь таскают Тревора, взяв на себя немалую работу ног.
– Все в порядке, Рори? – Тревор засунул ладонь под рубашку, под тонкой тканью тень руки наползла на сердце и замерла.
Инч кивнул, ему показалось, что Тревор смотрит на него с сожалением, полагая, что людям комплекции Рори приходится несладко в таком пекле. Инч, перед тем как войти к Экклзу, тщательно вытер лоб бумажными салфетками, засунутыми Сандрой в один из карманов. Инч знал, что потный блеск его физиономии раздражает Тревора.
– Надо точно определить, не тянется ли за ним что. – Экклз раскрыл рот, как выброшенная на песок рыба, челка придавала его лицу выражение дурашливое и грозное одновременно; Экклз походил на хулигана в личине солидного человека, но хулигана, вовсе не намеренного маскировать, кто он есть на самом деле.
– После всего… – Экклз вздохнул, – ничего не должно всплыть, Рори. Ничего. Если он заминирован, ты должен вызнать наверняка и… – Тревор и впрямь тяжело справлялся с жарой, – да ты и сам все знаешь, не торопись. Я хотел обсудить с тобой способы разминирования, но передумал, сам решай, я-то вообще думаю, что Сэйерс чист, такие люди ленятся расставлять мины мщения… Или их уберегают от этого высокие принципы? Люди с принципами, в сущности, беззащитны. Рори, они вязнут в них и в конце концов захлебываются… только беспринципные – настоящие бойцы, но таких немного, для этого нужны ум и мужество, заметь, в сочетании…
Рори любил, когда Экклз вел беседы на отвлеченные темы, в такие минуты Рори отключал мозг и отдыхал или продумывал свои шаги в будущем. У Тревора приятный тембр, можно, не фиксируя смысл сказанного им, воспринимать его слова как ритмические звуки с успокаивающими модуляциями.
«Наверное, в такую жару костыли натирают подмышки Тревору?» – Инч скользнул взглядом по ширме, скрывающей дюралевые подпорки Экклза, и краем глаза заметил, что губы Тревора неподвижны.
– Что, Рори? – в голосе Экклза просквозила издевка.
– Ничего, – бесцветно заметил Инч, зная, что бесцветность – самая подходящая штука при общении с Экклзом.
– Мне показалось, ты не слушаешь? – Экклз тронул челку, верхний завиток уха, мочку… углы губ его поползли в стороны, и Тревор припечатал Рори одной из набора ужасающих улыбок, когда распекаемого пробирает до костей.