- Багидур, - представляется бродяга, протягивая ладонь - меня зовут Франс Багидур.
- Морис Бак, - скрепляет рукопожатие Морис, не уточняя род занятий, если не спрашивают.
Франс безмятежно потягивается, отхлебывает от бутылки и глядит в ночное небо, уже подернутое с востока рассветной белизной.
- Я неудачник, друг, вот и весь сказ,- говорит он невесело, - и не переубеждай меня, вся эта позитивная философия в печенках сидит, одни слова. Нет, я не жалуюсь, я даже нахожу в своем нынешнем состоянии определенную прелесть. Я вырос в северном пригороде, в кварталах Хота, в семье не хуже других. Мать, сколько ее помню, горбатилась за вышивальным станком, обслуживая несколько влиятельных домов, ну знаешь, из тех, кто любит украсить каждый обрывок ткани, будь то пастельное белье или кухонные тряпки собственным гербом, обязательно ручной работы и лучших цветов. Богачи в нашем мегаполисе не склонны к аккуратности, так что работа была день и ночь, только поспевай. Отец ходил в море, за всякой снедью, что по милости вод удавалось добыть, иногда мы месяцами его не видели. Но жили неплохо, деньги водились. В нашем домике на три комнаты было где развернуться. Бабка моя страсть как любила стряпать и иногда колдовала на заказ разнообразные плюшки да варенья. Настойки разной степени крепости готовила волшебно, никто во всем Ригендоле так не умел.
Я мальчонкой рос болезненным, все дни проводил в древнем потертом кресле, закутанный в вышитое одеяло и обложенный книгами, будто сокровищами. Читал взахлеб: все эти сказки, приключения, рыцари и магия, отважные путешественники и старинные артефакты. В десять лет уже горел целью стать одним из них: первооткрывателей и отважных охотников за неизведанным. Бабушка поощряла мои порывы, но всегда говорила, что мужчина в любой ситуации должен уметь позаботиться о себе и найти, чем заработать. А лучшего товара, чем бодрящий мысли и чувства напиток не сыскать. Так я и стал у нее потихоньку учиться: смешивать, подбирать травы и фрукты, вываривать и цедить, пока не родится настоящий напиток Богов.
Маме подобное занятие не нравилось, хотя и спорить со свекровью она не решалась. Она была тихая и задумчивая, моя мать, словно хрупкий лунный цветок.
Багидур сделал еще один большой глоток и продолжил.
- На нее многие заглядывались. Вроде при живом муже, а как вдова. Самые настырные пороги оббивали, будто бы как за напитками янтарными приходят, а сами с вышивального места глаз не сводили. Да только бабка их сразу чуяла, гнала прочь, хотя потом на сына и бранилась, "бросил мол семью, морю своему поклоняется будто Богу". Так и жили. А потом на соседней улице фабрику открыли ткацкую, с большим вышивальным цехом. Но только красоты как мать творила, машина сделать не могла. Мистер Болд, хозяин, конечно к нам сразу заявился, на работу звал, деньги сулил неплохие, да куда там, мать у меня с принципами.
Мне как пятнадцать исполнилось, вернулся корабль. Без отца. По словам капитана, болезнь его сгубила, дно только не верится мне, крепкий он был мужик, не брала его хворь. Убили поди в пьяной драке в порту, да и концы в воду, правды теперь не выпытаешь. Бабка как-то сразу сдала, из комнаты месяц не выходила. А мать ударилась в работу, единственное спасение, никого не замечала кроме своих окаянных узоров. Я как потерянный между ними метался, а потом устал, школу совсем забросил, по улицам скитался в бессмысленных поисках. А потом в кварталы цирк приехал, ну я и пропал. Ошивался возле шатра, как заговоренный, все представление наизусть знал. Приметил меня тамошний фокусник, слово за слово, ...эх....в общем домой я не вернулся.
Бродяга махнул рукой, снова приложился к бутылке и надолго замолчал.
Морис посмотрел на бродягу, погруженного в печаль и вдруг вспомнил, словно увидел воочию все то, о чем Багидус не сказал: терпеливую смиренность матери и заботу бабушки, однобокое детство и отчаянное одиночество с непреодолимой тягой к любому, кто заменит отцовское плечо, научит и приободрит. Вспомнил он и пожар пятилетней давности, огненный кошмар кварталов Хота, превративший четыре улицы в руины и пепелище. Двенадцать жертв и ни одной зацепки в расследовании. Холодная отстраненность властей, скрывающих истинных виновников и первое поражение Филипмана, только вступившего на пост комиссара полиции.
Морису не нужно было больше не о чем спрашивать. Вместо этого он похлопал собеседника по плечу, бросил взгляд на рассветные облака и поднялся:
- Пойдем, друг, я угощу тебя кофе и беконом. Такой скромный завтрак не так хорош, как твой волшебный напиток, но необходим нам обоим.