Итальянец улыбался, блестел зубами.
_ Перкинс, отвезите мистера Маркетти в «Ройял Манхэттан». До свидания, Ричард Маркетти. Мой офис будет держать с вами связь.
Рейчел приветливо махала рукой отъезжавшему «роллс-ройсу» с верхних ступенек подъезда. «Ты молодец, Дик Маркетти!».
Глава 2
О Кришна, ее глаза
В то утро весь Дели поглотил туман. Плотный, как прессованная вата, он обволок минареты и купола, башни и дворцы, лачуги и хижины, деревья и кусты, заполнил улицы и площади. Будто и не было никогда ни земли, ни неба, ни людей: вокруг непроницамое белое нечто.
Раджан, как обычно в праздники, проснулся рано — еще не было шести. Январские ночи в Дели прохладны. Хотя небольшой электрический камин и неутомимо трудился, пытаясь побороть холод, вылезать из-под вороха пледов и одеял, из согретой за ночь постели не хотелось.
Почему-то ему вспомнилось пробуждение в этот же праздник — День Республики — лет пятнадцать назад. Просторная спальня Раджана во дворце его отца вся была затоплена волнами тепла, — оно щедро лилось из четырех больших переносных мангалов.
Слуги бережно выловили его, брыкавшегося и хныкающего, из кровати под высоким шелковым пологом, заботливо умыли душистой водой, тщательно одели, напомадили его густые, жесткие волосы и расчесали их. Вдруг слуги расступились, почтительно склонившись — вошел отец. Высокий, сильный, красивый, он улыбнулся, взял Раджана на руки, понес через весь дворец к машине. Мальчик прижался к широкой груди отца, зажмурил глаза, замер от радости, гордости, любви…
Воспоминания о прошлом вызвали в душе Раджана не сожаление, а горечь. Сколько лет прошло со дня установления независимости, со дня основания республики! А многое ли изменилось в жизни? Богатые по-прежнему утопают в роскоши, бедняки мрут от голода и холода…
Раджан попытался взглянуть на себя со стороны, усмехнулся. Меньше всего он настроен сейчас думать о себе. А тем более жалеть себя, раскаиваться в чем-то. Ссора с отцом? Но в основе ее лежит главный жизненный принцип, как его понимает он, Раджан.
Того, что у него есть, ему вполне хватает. Он — помощник редактора одной из ведущих газет Индии, не отнимает пищу у детей, не душит их отцов и матерей изнурительным трудом, от которого те в тридцать пять становятся стариками, а в сорок умирают.
Маленький медный гонг стоял на стуле у кровати. Раджан хотел уже было протянуть руку к деревянному молотку, как в спальню вошел молодой низкорослый индиец. Увидев, что Раджан не спит, он заискивающе заулыбался, склонился чуть не до пола, сложив руки горсткой у лба и приговаривая: Доброе утро, сэр! С великим праздником, сэр…
Через минуту перед Раджаном на стуле стоял поднос, на нем — чайник, сахарница, масленка, молочник и подставка с золотистыми тостами. В ногах постели с неизменной улыбкой застыл слуга.
«Этот человек служит мне, — думал Раджан, без обычного удовольствия отпивая мелкими глотками любимый напиток. — Почему он — мне, а не я — ему? Только потому, что я выходец из высшего сословия? Что я на деньги отца смог получить образование за границей? Что у меня работа, которая оплачивается в сто раз лучше, чем его? Что вся эта „механика“ жизни была предопределена за тысячу лет до появления на свет и меня и его? Чего же, после этого, стоит наша высокопарная болтовня о равных возможностях для всех? О служении высшим идеалам человечества?»
Так Раджан — с естественным для молодости максимализмом — мысленно спорил с авторами десятков статей, появившихся в газетах и журналах Индии накануне Дня Республики…
Он вышел на улицу и сразу же утонул в белом молчании.
Медленно двигаясь к центру города, Раджан видел, что туман слегка порозовел в лучах восходящего солнца, а затем стал постепенно таять. И так же постепенно все явственней стали оживать, раздаваться голоса людей и птиц, все четче проступать контуры улиц и домов. И вот уже загорелись мутными огнями такси и мотороллеры, и люди, тысячи людей, одетых в белые, зеленые, красные, фиолетовые, голубые праздничные одежды, призрачно скользили в тающей белесо-розоватой дымке, все — в одну сторону, все — к центру.
Радж Марч, место празднеств и плачей народных, протянулся на добрую милю. окаймленный со всех сторон зданиями министерств, он напоминал собой широкую долину, окруженную высокими скалами.