Выбрать главу

– Значит, теперь ты – оформившаяся личность, так?

– Возможно.

Белый некоторое время молча рассматривал меня.

– Почему ты отверг предложение Белого Короля?

– Мне оно показалось неубедительным и малообещающим.

– Разве тебе не хочется, чтобы этот мир процветал? Чтобы не стало войн, убийств ? Чтобы природу не насиловали? Чтобы в этом мире не деньги решали все? Если Прорыв удастся, из мира исчезнет Зло…

О господи, опять лозунги, опять громкие обещания и посулы. Я с раздражением ответил:

– Не понимаю, зачем вы постоянно читаете эти душеспасительные проповеди накануне Прорывов? Неужели вы хотите выбить меня из колеи своей нелепой демагогией? Вы постоянно твердите один и тот же бред, которым может страдать лишь неисправимый романтик, надеющийся на то, что мир станет лучше в результате вмешательства извне. Это самая большая ваша ошибка. Вы, Белые, убеждены, что достаточно совершить Прорыв, принести людям свет, и они тут же разучатся убивать и выкачивать из природы все без остатка. Будь вы хоть капельку прагматичнее, до вас бы дошло, что мир – такой, какой он есть, каким его сделали люди. Не забывай, что это они здесь живут, и они созидают жизнь, а не мы. Вы, реформаторы, не видите очевидных вещей…

Белый молчал.

– Значит, поэтому ты стал Черным? Потому что не веришь, что этот мир можно изменить? – спросил он немного погодя.

– Нет, я стал Черным не поэтому. Я стал Черным, потому что мне претит все реформаторское. Я консерватор по натуре. А еще мне нравится черный цвет. Он не такой маркий.

– Ты странный, Ферзь.

– Мне многие это говорили.

– Неужели ты не понимаешь, что мы хотим людям добра?

Я начал выходить из себя.

– Добро? Зло? Да ты о чем? Я что, по-вашему, желаю людям зла? Когда люди называли меня Кетцалькоатлем, я не требовал никаких жертв! Я хотел лишь восстановить то, что было утеряно в океане, пытался создать процветающий, гармоничный мир. Но стоило мне и моему преемнику покинуть индейцев – и что? Их зверские жертвоприношения вошли в историю как самые кровавые. Кортес, увидев залитые кровью ацтеков, решил, что этих варваров необходимо уничтожить. И кто возьмется его судить? Неужели ты думаешь, все дело во мне?

– Конечно, – уверенно и спокойно произнес мой враг. – Ты пытаешься свалить все на человеческую природу – позиция слабого, беспомощного творца, который не хочет поверить, что эту природу он создал сам! Ты боишься ответственности, и это касается всех вас, Черных. Мы, Белые, как раз более трезво смотрим на мир. Вы не хотите перемен, поскольку боитесь, что ваша власть придет в упадок. А в мире, который создадим мы, власти вообще не будет! И мы сможем – я уверен в этом, – сможем изменить людей!

– Ваш мир без власти – утопия. Такого не было, нет и не будет никогда! Вы обычные лицемеры. И ежу понятно, что власть попросту сосредоточится в ваших руках, вы станете манипулировать людьми, прикрываясь ширмой благопристойных идей. Вы и ваше отношение к Игре мне противны. Именно поэтому я стал Черным и именно поэтому я Черным и останусь!

Белый развел руками.

– Ну что ж, если это твое последнее слово…

– Нет, оно не последнее. Я еще много чего скажу, но в другой раз. – Во мне кипел гнев, но о работе я все же не забыл. – А теперь, ты меня извини, мне нужно идти, готовиться к Прорыву. Ведь вы планируете провести его завтра, не так ли?

Белый хмыкнул, но не ответил.

– Как я и предполагал, – улыбнулся я. – Так что, счастливо. Было приятно с тобой поболтать.

С этими словами я пробормотал заклинание и вывел себя из того мира, где только что находился. Последнее, что осталось в моей памяти об этой встрече – Белый Ферзь на фоне черного алтаря…

Я огляделся. Майк с Колей сидели у костра и чистили автоматы. Правильно делали, завтра будет еще тот денек. Общаться со своими спутниками мне пока не хотелось. Надо побыть одному, привести мысли в порядок и очистить их от гнили Белой демагогии.

Энергично растерев лицо, я поднялся и отправился к алтарю. Почувствовав под ладонями гладкую прохладную поверхность, я на миг погрузился в воспоминания. Места и лица беспорядочно замелькали у меня перед глазами. Я вспомнил практически все страны, где бывал, и всех, кого знал… А бывал я везде и знал многих…

Белый, сам того не желая, всколыхнул во мне чувство вины, которое я давно и старательно загонял на задворки своей души. Да, он отчасти прав. Я действительно нередко уходил от ответственности, особенно на заре своей жизни здесь. Земля тогда казалась мне подарком, с которым я могу играть, как захочу. Я примерял маски, не думая о последствиях, играл с чувствами людей, которых поначалу считал лишь ходячими декорациями для пьесы, где я – автор, режиссер и исполнитель главной роли.

К моему стыду, должен признать, что долго не понимал людей, их сущность и их поведение. Лишь с течением времени во мне пробудилась любовь к человеческому роду. Я присмотрелся к людям внимательнее и понял, что часто недооценивал их силу. Иногда они совершали настолько бескорыстные и самоотверженные поступки, что у меня слезы наворачивались на глаза. Конечно, люди разные. Есть герои и праведники, есть подонки и мерзавцы. Но все они в определенный момент стали мне дороги. Тогда я поклялся, что не стану вмешиваться в ход истории, предоставив человечеству самому выбирать, каким путем идти. И я отказался от своих игрищ.

Но приходившие ночью сны бередили душу. А тут еще и Белый Ферзь со своими обвинениями…

Я оглянулся на своих помощников, сидевших у костра. Что с ними будет завтра? О себе я не беспокоился. Даже если я погибну, у меня есть замена. А вот что станет с этими двумя, если они завтра погибнут?

Смерть – штука неприятная, люди ее боятся, и правильно делают. Я бы на их месте тоже боялся. Ведь если подумать, что получается? Человек рождается, живет, любит, ненавидит, строит планы на будущее, у него есть мечты, желания… А потом ему на голову самым банальным образом падает, пардон, кирпич. И он умирает.

И что? Все? Он перестает БЫТЬ? А как же все то, чем он жил? Куда же деваются все его желания, стремления, чувства, разум? Просто уходят в небытие?.. Хотел бы я знать ответы на эти вопросы. Но мне, к сожалению, это недоступно. Я не человек. А вот эти двое – люди. И не думаю, что они родились, чтобы умереть на этой проклятой поляне.