Он хочет ударить Ойру, хочет разрушить все вокруг. Но она быстрее – тянет его за собой, и мир меняется.
Они стоят теперь на вершине горы, высокой, вонзающейся в полуденное небо. Солнца не видно – весь небосвод стал солнцем. Пылает, но не слепит. А внизу простерлась земля, видны холмы и реки, большие и малые селения, дороги, бегущие среди них. Леса, поля и луга, а в самой дали – изрезанный берег и темное, синее море. И еще дальше – крупицы островов. Райо смотрит на них и чувствует, как начинает щемить сердце.
– Закрой глаза, – говорит Ойра. – А потом открой и взгляни как правитель.
Он хочет воспротивиться, но подчиняется ее голосу. А потом открывает глаза и видит, что на землю опустилась ночь, и земля пылает.
Каждое селение – осколок солнца, и россыпью среди полей и лесов – солнечные искры.
– Здесь, во сне, время зыбко, – шепчет Ойра за его плечом. – Ты видишь то, что было прошлой ночью, и то, что будет в следующую ночь. Этот свет – людские сны, и к каждому ты можешь прикоснуться, оставить свой след. Идем.
Мир вновь меняется, мчится мимо ярким потоком. И замирает. Они в высоком бревенчатом чертоге, на стропилах качаются обереги. Луна заглядывает в окно, высвечивает широкую постель. Спящий вздыхает, ворочается во сне. Глаза беспокойно движутся за закрытыми веками.
– Это Вига, военный вождь южного края. – Шепот Ойры струится, превращается в лунный свет. – В его землях бунт, а он не знает, подавлять или нет. Удержать бы то, что есть, так он думает. Ты можешь сказать ему, что делать. Он не вспомнит слов, когда проснется, но в точности исполнит твой приказ.
Вига. Где-то в глубине сердца таится ненависть к этому имени, ненависть к воинам южного края. Райо хочет сказать: Вига, распусти свое войско, отправляйся скитаться, иди пасти коз в предгорьях. Тебя не держат дурманящие листья лики, Вига, так оставь свой дом, ступай прочь.
Он склоняется к изголовью, готовится произнести слова, но Ойра прижимается к плечу, говорит:
– Скажи ему, чтобы завтра выступал в поход против бунтовщиков.
Райо не может ослушаться, шепчет на ухо спящему:
– Завтра выступай в поход, иди против бунтовщиков.
– Видишь, Райо, в чем твоя власть, – печально произносит Ойра. – Просыпайся. Я объясню наяву.
Запах лики показался ему живительным, сладким. Будто и не темный дурман, а свежий ветер. Хотелось вдохнуть поглубже и снова закрыть глаза, ускользнуть во тьму. Райо собрал все силы, рывком сел и огляделся.
Как и прежде, в разломе скального свода виднелось голубое небо. Но в самой пещере царил сумрак, цвета уже потеряли яркость, все очертания казались сизыми, серыми. Ойра сидела на камне у стены. Обхватив руками колени, смотрела на Райо, молчала. Черты ее лица терялись в тенях, лишь глаза блестели.
Пусть молчит. Все ее слова – ложь, вся эта жизнь – ложь.
Он сумел подняться. Не сразу, сперва споткнулся, рухнул на колени и лишь потом встал во весь рост. Спину ломило, руки дрожали не то от слабости, не то от гнева. Ойра встрепенулась, готовая придти на помощь, но Райо не позволил, пошел прочь, так быстро, как только мог.
Стены налетали на него, царапали ладони, но он не останавливался, не давал себе передышки, пока не оказался возле водопада, не окунул руки в его струи.
Прислушался, но позади было тихо, – жрица не пошла за ним, оставила его одного.
Медленно, шаг за шагом, он добрался до выхода и опустился а каменный пол. Ручей, смеясь, убегал за порог, но Райо не мог последовать за ним. Лишь смотрел на холмы, на недостижимую тропу. Свет уже стал вечерним, мягким, длинные тени протянулись вниз по склону. То и дело налетал ветер, касался лица, и в ответ в груди разрасталась боль, горло сжималось, не давая сделать вдох. Райо поспешно отворачивался, глотал воздух пещеры.
Корзина все еще стояла у порога, и Райо зачерпнул горсть ягод. Кислый вкус разлился по языку, желудок отозвался спазмами голода. Но лишь на миг – все это было неважно теперь, не имело смысла.
В такой жизни нет смысла.
Но какая жизнь была у него прежде? Во сне ему казалось, что воспоминания близко, но теперь они вновь отдалились, стали неразличимы. Наверное, в прежней свободной жизни он знал военного вождя южного края, Вигу, – раз до сих пор ненавидел его? Но за что? Нет, не вспомнить, не понять.
Вдруг вспыхнул осколок сна: мир, лежащий у ног, простирающийся до горизонта, а вдали, среди волн – острова. Сердце заколотилось, заныло, и Райо уже не сомневался – на одном из этих островов он родился. Там он был свободным, и свободной была родина. Голова закружилась от беспокойного хоровода образов: печь во дворе, запах коптящейся рыбы, сеть, сушащаяся на причале, весло, рассекающее волны, песня, звучащая в такт. И женское лицо, такое знакомое, – теплый взгляд, улыбка, непокорная прядь волос. Но как звали эту женщину? Кто она ему, жена, сестра или мать? Почему он покинул родину, как оказался здесь?