Впрочем, имен этих все-таки не так много, и с расцветом эллинистической науки в Александрии при первых Птолемеях они не выдерживают никакого сравнения. Именно в Вавилонии были чрезвычайно сильны традиции халдеев — они сохранились даже при Селевкидах. Так, к примеру, продолжало передаваться из поколения в поколение знание клинописи — оно угасло окончательно только в период ранней римской империи. Существенным было то, что македоняне, греки и коренное население жили вместе — в известной степени, стена к стене — во вновь основанных поселениях. Тем не менее македоняне долго еще не смешивались с инородцами. Лишь к концу III в. до н. э. местные элементы постепенно стали проникать в правящее сословие— так же, как это было в птолемеевском Египте.
Поскольку не существует никакой статистики, эти процессы трудно оценить во всей их полноте. Восточные божества, во всяком случае, с самого начала воздействовали на греков и македонян с удивительно притягательной силой. Эти последние верили, что в них, хотя и под чужими именами, они вновь обретали своих собственных богов. Женатый на иранке Селевк I сумел завоевать симпатии верхней прослойки как иранцев, так и вавилонян и других народов Передней Азии. Мы не знаем о каких-либо трудностях с коренным населением, не говоря уж о восстаниях в период его правления. Поведение Селевка предполагает высокую степень понимания и интуиции, и ему следует воздать посмертную славу за то, что он предвидел историческое развитие яснее, чем большинство его современников, включая даже Птолемея I, который привлекал местное население по большей части лишь к несению повинностей, а не к участию в управлении страной.
Благодаря территориальным приобретениям после битвы при Ипсе Селевк выдвинулся в ряд ведущих диадохов, его держава простиралась на огромном пространстве от границ империи Маурьев в Индии до Тавра, который отделял ее от державы Лисимаха. Множество народов проживало в государстве Селевка, и на всех них распространялась безграничная заботливость этого правителя. В своей внешней политике оп, однако, в 299/298 г. совершил примечательный поворот. Он был отмечен достижением взаимного согласия с Деметрием Полиоркетом и заключением в Россе (Северная Сирия) брака с дочерью «морского царя» Стратоникой. Как объяснить этот поворот? Очевидно, Селевк не простил Птолемею I, что тот занял Южную Сирию и отторг ее от державы Селевка, которому она должна была достаться по решению союзников. Но если Селевк намерен был добиться осуществления своих вполне обоснованных притязаний на Келесирию, ему была необходима прежде всего поддержка сильного флота, которым обладал кроме Птолемея лишь Деметрий Полиоркет.
Возможно, что первая жена Селевка, Апама, еще была жива в момент заключения второго брака. Существует почетный декрет города Милета в честь Апамы, относимый исследователями, по-видимому с полным основанием, именно к 299/298 г.{12}. С другой стороны, двойные браки не были исключением в век диадохов. Впрочем, до реального подписания союза между зятем и тестем, по-видимому, не дошло. Почетный декрет, изданный городом Эфесом в честь некоего родосца Никагора, говорит «о дружбе», а не о союзе, что надо считать решающим фактом{13}. Как бы там ни было, издержки за эту новую политическую комбинацию пришлось оплатить Плистарху, брату Кассандра: он был изгнан из Киликии, и сделано это было Деметрием. Селевк, естественно, с большой охотой приобрел бы для себя эту важную приморскую область, однако Деметрий не пошел навстречу его предложению и не отступился за деньги от Киликии. Деметрий также не отказался от финикийских метрополий Тира и Сидона, хотя для Селевка они были бы приобретением огромной важности, поскольку в них сходились большие караванные пути с Дальнего Востока, по которым доставлялись в район Средиземноморья изделия из Китая, и прежде всего шелк.
Когда же наконец в 297 г. Деметрий вновь обратился к греческим делам, Селевк почувствовал сильное облегчение: теперь он вновь мог посвятить себя внутреннему переустройству своей гигантской державы. И здесь огромную роль сыграло назначение Антиоха I, сына Апамы, в наместники Верхних сатрапий (включая Месопотамию) — событие, имевшее место, по-видимому, в 294 или 293 г. Если Междуречье также было включено в состав областей, доверенных Антиоху, то это, пожалуй, надо объяснить тем, что наследник престола в качестве верховного наместника на Востоке должен был обосноваться в Селевкии-на-Тигре{14}. Одновременно Антиох I стал соправителем своего отца Селевка, который, впрочем, остался царем всей империи. Таким образом, здесь не может идти и речи о формальном разделе государства. Тем не менее назначение сына генерал-губернатором восточной части государства означало существенное облегчение в управлении для Селевка, который отныне, как правило, пребывал в Антиохии-на-Оронте.
Селевк отдал сыну в жены свою супругу Стратонику. Это было событием, которое в древности послужило поводом к многочисленным легендам. Разумеется, нельзя исключить в этой истории династического момента, но в остальном речь идет о ярко выраженном браке по любви. Впрочем, то, что можно узнать об этом из античных источников{15}, написано в романтическом стиле. В частности, измышлением является участие в этой истории врача Эрасистрата, который скорое принадлежал ко двору Птолемеев в Александрии. Вполне историческим, однако, может быть эпизод с обращением Селевка к македонскому войсковому собранию, которое он, по преданию, уведомил о своем решении передать сыну наместничество на Востоке и отдать ому в жены Стратонику. Между прочим, Селевк имел от Стратоники дочь Филу. Позднее она стала супругой македонского царя Антигона Гоната.
Уступка Селевком своей жены Стратоники сыну Антиоху была воспринята во всем мире как сенсация, она привлекла к себе столько же внимания, сколько и позднейший брак между братом и сестрой — Птолемеем II и Арсиноей II. Как мог Селевк прийти к такому решению? Шла ли здесь речь о сохранении династии (Стратоника впоследствии родила Антиоху двух сыновей)? В античных источниках нет на этот счет ответа. Очевидно, придется удовлетвориться тем, что было сказано о любви Антиоха I к своей мачехе, ибо нет ни малейших оснований сомневаться в истинности этого мотива.
Предоставим слово Эрвину Роде{16}. Он пишет: «Всему миру известна — пусть даже только из намека Гёте в «Вильгельме Мейстере» — чудная новелла об Антиохе, тайно полюбившем вторую жену своего отца, царя Селевка, — свою мачеху Стратонику. Пламя тайной любви сделало юношу больным и приковало к постели. Когда ни один из врачей не мог открыть источника болезни, знаменитый Эрасистрат Кеосский разгадал наконец, что причина в душевном страдании: он заставил пройти через покои больного всех придворных красавиц и по убыстренному сердцебиению больного при входе его возлюбленной — его мачехи — без труда открыл причину недуга. С осторожной предусмотрительностью мудрый врач сообщил царю, что царевич полюбил его — врача — супругу. Когда царь стал теперь упрашивать его уступить жену и тем спасти жизнь больного, он спросил: «А ты сам в подобном случае пожертвовал бы любимой супругой?» И когда царь, не задумываясь, ответил утвердительно, врач открыл ему истинные мотивы, и великодушный царь действительно уступил сыну Стратонику». К сказанному Роде добавляет: «История эта не содержит в себе ничего невероятного, и до сих пор ее принимали за правду» (при этом он ссылается на Дройзена, «История эллинизма», I, с. 507 и сл.).