Концепция Рановича при всей своей видимой логичности, обеспечившей ей известную популярность среди советских историков, вызвала, однако, в скором времени и возражения. К. К. Зельин и ряд идущих за ним исследователей (в последнее время, в частности, Г. Л. Кошеленко) не согласились с трактовкой эллинизма как этапа в развитии античной рабовладельческой формации. Зельин предложил свое понимание эллинизма как конкретно-исторического явления, вызванного к жизни историческим процессом сближения народов Восточного Средиземноморья и форсированного греко-македонским завоеванием, явления, характеризовавшегося взаимодействием эллинских и местных, восточных, начал в различных сферах социальной жизни. При этом указывалось на значительные стадиальные различия в уровне развития отдельных регионов эллинистического мира, не позволяющие как будто бы говорить о едином социологическом качестве этого мира[17].
Эта критическая позиция, подкупающая своим более конкретным, дифференцированным подходом к изучению темы эллинизма, означает, однако, на дело отказ от попыток определить эллинизм по существу, ибо нельзя же считать таким определением тезис о «конкретно-историческом явлении». Но время для общего определения эллинизма, очевидно, еще не наступило, и нынешние исследования советских ученых, ориентированные на выявление конкретно-исторических особенностей, представляют по сути дела круг аналитических исследований, долженствующих подготовить условия для нового синтеза. Первостепенное внимание при этом по-прежнему уделяется вопросам социально-экономического порядка: исследуются социальная организация, типы городских и сельских общин, аграрные отношения и формы зависимости в Малой Азии (Е. С. Голубцова и И. С. Свенцицкая) и Сирии (И. Ш. Шифман), положение городов в державе Селевкидов (Г. X. Саркисян), организация промышленности (H. Н. Пикус) и аграрные отношения в эллинистическом Египте (К. К. Зельин и А. И. Павловская).
В последнее время пробуждается интерес и к политическим аспектам истории эллинизма, что должно рассматриваться как выражение крепнущего убеждения в необходимости всестороннего, комплексного изучения этого своеобразного исторического периода. Среди проблем политической истории эллинизма специальному исследованию подвергаются в первую очередь такие, как сущность и форма эллинистической государственности, соотношение полисного и державного, республиканского и монархического начал в политических системах эллинизма, взаимодействие философской мысли греков и государственной практики эллинистических правителей, наконец, конкретные этапы формирования эллинистического государства. Укажем в этой связи на интересные статьи и подавно вышедшую, упомянутую выше монографию Г. А. Кошеленко, где как раз и рассмотрены многие из названных проблем.
Тем не менее бросается в глаза недостаточная разработанность в советской историографии именно политической истории эллинизма. Недостаток этот для читателя, интересующегося событиями прошлого, лишь до некоторой степени может быть компенсировал обращением к переводной литературе многолетней давности — книгам И. Г. Дройзена и В. В. Тарна. Труд первого весьма специален, да и давно уже стал библиографической редкостью (перевод вышел в 90-х годах прошлого века!), а интересная в общем книга второго дает обзор эллинизма главным образом в системном плане (по рубрикам — политические структуры, социально-экономические условия, торговля и путешествия, литература и пр.), ограничиваясь по части событийной истории лишь кратким вступительным очерком. Предлагаемый вниманию советского читателя перевод новой книги западногерманского историка Германа Бенгтсона как раз и может заполнить этот пробел, ибо она посвящена именно политической истории эллинизма. При этом в ней сочетаются академическая основательность с популярностью изложения, и, что особенно важно, автор подает историю в том виде, который всегда вызывает особый интерес у широкой публики, — в виде биографий ведущих политических деятелей — «правителей эллинизма».
Г. Бенгтсон принадлежит на Западе к числу наиболее крупных ученых-антиковедов, чьи труды давно уже стали прочным достоянием историографии. Среди многочисленных исследований Бенгтсона целый ряд посвящен специально проблемам эллинизма. Это, в частности, фундаментальный трехтомный труд о стратегии, очень важный для понимания военных основ власти эллинистических правителей и их администрации; затем совместная с В. Отто работа о закате Птолемеевской державы; и, наконец, своего рода эссе об основных чертах эллинистической цивилизации, где значение эллинизма усматривается прежде всего в развитии творческого духа эллинства, проявившегося в особенности в области административно-государственного строительства, а также в технике (в широком смысле слова)[18]. Перу Бенгтсона принадлежат и два образцовых — стандартных, как иногда говорят, — общих пособия по античной истории — «Греческая история»[19] и «Очерк римской истории»[20], где изложение доведено до начала правления императора Диоклетиана (284 г. н. э.).
Г. Бенгтсон — ученый сугубо академического плана, что отличает его от некоторых его соотечественников, тоже крупных ученых, однако не брезговавших в свое время сотрудничеством с нацизмом (для примера можно указать хотя бы ла Г. Берве). Однако академическая основательность не исключает у Бенгтсона приверженности к целому ряду идей, которые по-своему стали традиционными для немецкой буржуазной историографии античности. Лучше всего о достоинствах и недостатках научной манеры западногерманского ученого можно было бы судить на примере его основного труда — «Греческой истории». Бесспорна Научная ценность этого капитальною произведения. Добротное фактическое изложение, внимание к любым теоретически значимым аспектам античной истории, осторожность u i резвость в оценке новейших концепций, наконец, богатство источниковедческих и историографических указании — таковы замечательные качества этой книги, которые делают ее теперь незаменимым пособием для всех, кто занимается историей древней Греции.
Но книге присущи и недостатки, характерные именно для немецкого буржуазного антиковедения. Односторонностью отличаются библиографические рекомендации автора: в расчет принимаются прежде всего и главным образом работы немецких ученых, вследствие чего складывается неверное представление о подавляющем превосходстве германского антиковедения. Но самое главное: ущербна основная историческая концепция автора. Она исходит из представления о саморазвитии государственных форм вне связи с изменениями социально-экономических условий и развитием классовой борьбы. При этом переход от автономного полиса к территориальной монархии расценивается Бенгтсоном как безусловно прогрессивный шаг. Для позиции автора характерна идеализация монархической формы, а вместе с тем и ее идеологов и создателей — Исократа, Филиппа и Александра. В государстве Александра Бенгтсон видит абсолютную монархию, прообраз будущих западных монархий, а венцом развития античной государственности он считает римское единодержавие.
17
18