Выбрать главу

В то время как Эвмен отстаивал в Риме свои интересы, римский полководец Гн. Манлий Вольсон предпринял поход против галатов, который завершился решающим успехом римлян. Радостное настроение охватило также и Пергам; ведь галаты непрестанно донимали греческие города Малой Азии, в том числе и Пергам, своими набегами и грабежами. В походе римлян принимали участие также братья Эвмена Аттал и Афиней (189 г.). Галатам строго наказали, чтобы они держались в пределах своей области и по совершали никаких набегов. Однако и в последующее время они не давали покоя, так что пергамцы вынуждены были повторять карательные экспедиции против них.

Мир в Апамее (188 г.) явился важной вехой в развитии государства Атталидов. Благодаря щедрости римлян их территория сильно увеличилась. Если до этого ведущую роль в Анатолии играли Селевкиды, то отныне их место занял пергамский царь. Настало время продемонстрировать достигнутые успехи всему миру. И действительно, вскоре после 188 года, отмеченного столь важными событиями, в городе Пергаме начинается бурное строительство, и прежде всего в Верхнем городе, который теперь благодаря возводимым архитектурным памятникам, складам и казармам превращается в царскую резиденцию новейшего типа. Царь тратил на строительные работы много денег, но он был умелым калькулятором, да и контрибуция, которую ему должен был выплатить Антиох, а также доходы от налогов во вновь приобретенных областях облегчали выполнение намеченной программы. Центром строительных работ в Пергаме стал священным участок Афины на Акрополе. Здесь были выставлены посвятительные дары в память об отдельных походах, они должны были показать в нужном свете всему миру власть и дела царя. Недоставало лишь специальных посвящений в память победы при Магнесии, где, как было сказано, Эвмен сыграл исключительно важную роль.

Большой Пергамский алтарь, строительство которого было начато, по-видимому, около 180 г. до н. э., покоился на фундаменте площадью 34 на 36 метров и имел четыре больших яруса. С запада на платформу с алтарем для жертвоприношений вела парадная лестница. Верхняя часть сооружения была окружена портиком в ионическом стиле, а с запада этот портик несколько отступал и оставлял свободным место для жертвенного алтаря. Стены сооружения украшал монументальный скульптурный фриз: фигуры, высеченные из камня, изображали борьбу богов и гигантов, между тем как малый фриз на внутренних стенах алтарного дворика представлял сцены из сказаний о Телефе.

Для завершения этого огромного сооружения понадобилось, несомненно, много времени — согласно А. Шоберу, не меньше четверти века, срок, который кажется в настоящем случае вполне оправданным. Использованные для изображения на фризе мифологические сюжеты чрезвычайно богаты: представлены многочисленные фигуры в териоморфной форме, наряду с ними изображены змеи и морские чудовища, причем отнюдь не для всех изображений можно предложить убедительные истолкования. На все еще изобилующей пробелами ленте фриза удалось выявить до 56 изображений богов и не менее 64 гигантов, причем среди богов представлены столь редкие фигуры, как «богиня ночи» и созвездия ночного неба, изображенные на северной стороне фриза и противостоящие дневным светилам на южной стороне. Особенное внимание привлекла, естественно, «богиня ночи», рядом с которой находятся Мойры и Керы (если, конечно, правильно предложенное истолкование). Большую роль во всем этом сыграла фантазия художников, прежде всего при изображении дракона и тритона, которому придали облик чудовищного гибрида.

Вряд ли подлежит сомнению, что проект большого фриза выполнен по предварительно изготовленным эскизам. В качестве первоначального автора называют прежде всего Клеанфа из Леса, сочинившего среди прочего труд о гигантах. Клеанф был таким же видным стоиком, как и Кратет из Малла, который подвизался в Пергамской библиотеке и здесь написал свои Sphairopoiia («Создание сфер»), ученую и даже мудреную книгу, нашедшую, очевидно, именно поэтому в древности многочисленных читателей.

На время правления Эвмена II падает, по-видимому, и сооружение библиотеки. Она была украшена множеством изображений поэтов и историков. Среди них были представлены Гомер, Геродот, Алкей из Митилены и трагик Тимофей Милетский. Вообще, Пергамская библиотека принадлежит к числу тех древних строений, конструкция которых известна нам во всех деталях{74}. В возведении архитектурных памятников участвовали также представители пергамской знати, и в первую очередь Меноген, сын Менофанта. Его инициативе мы обязаны возникновением нескольких монументов; кроме того, он воздвиг но менее семи бронзовых статуй. Так как надписи на пьедесталах сохранились, то мы знаем, что здесь стояли статуи царей Аттала I и Эвмена II, цариц Аполлониды и Стратоники, а также царских братьев Аттала, Филетера и Афинея. Все в целом должно было, по-видимому, выражать приверженность Меногена династии Атталидов. Эти бронзовые статуи утрачены, зато сохранилась колоссальная голова, которая, очевидно, принадлежала статуе Аттала I. Как выглядел Эвмен II, показывает изображение на монете{75}. Здесь представлено худое лицо с впалыми щеками, покатым лбом и топким орлиным носом — красноречивое подтверждение литературного описания болезненной внешности этого правителя.

Хотя мир в Апамее (188 г.) и означал конец воины между римлянами и Антиохом III, в Малой Азии он привел к новым конфликтам. Огромное увеличение пергамской территории было бельмом на глазу других династов и царей в Анатолии, в особенности это относилось к Прусию I Вифинскому, симпатии которого были на стороне македонского царя Филиппа V. В лице Ганнибала Прусий располагал ценным военным советником, однако, несмотря на это, военная удача в пергамо-вифинском конфликте оказалась на стороне Эвмена.

Яблоком раздора между двумя государствами была область Фригии Эпиктеты. В борьбу в конце концов вмешались Римляне, отправившие специальное посольство во главе с Т. Квинкцием Фламинином. Ганнибал оказался загнанным в угол и покончил жизнь самоубийством (183 г.). Приобретение района Фригии Эпиктеты было важным для Эвмена II постольку, поскольку он таким образом впервые получал непосредственный доступ в Галатию, которая теперь была поставлена под прямое управление Эвмена. В одном тельмесском постановлении упоминается о победе Эвмена (который здесь называется «спасителем» и «благодетелем») над Прусием, Ортиагоном и прочими их союзниками{76}. Ортиагон был царем толистоагиев, одного из трех галльских племен в Малой Азии; очевидно, он предводительствовал над всеми галатами. По-видимому, галаты тогда окончательно попали под верховную власть Эвмена. Тем самым он вошел в прямое территориальное соприкосновение с царем Понта Фарнаком.

Этот правитель пользуется весьма дурной славой в греческой традиции. Полибий называет его самым вероломным царем из всех, каких он знал. Между ним и Эвменом дело вскоре дошло до военного столкновения, которое длилось с 183 до 179 г. В эту войну оказались втянутыми целый ряд династов, территории которых были расположены между Пропонтидой (Мраморное море) и Армянским нагорьем. У Эвмена нашлись союзники в лице Прусия II Вифинского, пафлагонского династа Морзия и царя Каппадокии Ариарата. Римляне также попытались вмешаться посредством ряда посольств, Однако они мало чего добились. Мир наступил лишь тогда, когда Эвмен поставил понтийского правителя в безвыходное положение. По мирному договору Фарнак должен был принять на себя обязательство никогда более не вступать на галатскую землю. Его соглашения с галатами были аннулированы. Галатия была отныне прочно привязана к Пергамской державе. В войске Атталидов с этих пор встречаются среди прочих и галаты, прославившиеся как отличные воины.

Если Эвмен II находился в натянутых отношениях уже с македонским царем Филиппом V, то при преемнике Филиппа Персее (179–168 гг.) эти отношения не стали лучше — напротив того, они еще более ухудшились. Пергамский царь но упускал ни одной возможности, чтобы очернить македонского правителя в глазах всего света. Так, зимой 173/72 г. Эвмен снова съездил в Рим, чтобы обратить внимание на усиленную подготовку македонского царя к войне. То, что Эвмсн II высказал в своей речи в сенате, вряд ли могло быть новостью для римлян, и, как уже справедливо было указано, воспроизведенная у Ливия [XLII, 10 и сл.] речь Эвмена (если она вообще достоверна) преследовала лишь одну цель — подтвердить уже известные факты, и прежде всего более четко обрисовать характер самого Эвмена. Сенат знал, кого имел в лице Эвмена, поэтому почестей и знаков внимания было оказано царю в Риме столько, что они возбудили недовольство Катона Старшего. Он ехидно заметил, что царь по природе своей — плотоядное животное; этим он, по-видимому, хотел сказать, что Эвмену нельзя доверять ни на йоту.