Однако ни Клеопатра, ни Антоний нимало не беспокоились об этом — жизнь человека они ни во что по ставили. Кто становился им поперек пути, должен был погибнуть. Любовь и свирепость, чувственность и жестокость, симпатии и ненависть одновременно уживались в душе царицы, с юных лет познавшей силу женских чар. Она прибегала к ним всякий раз для достижения личной или политической выгоды. Пожалуй, она никогда не была наивной влюбленной — ни в своих отношениях с Цезарем, ни тем более с Антонием. И что самое важное: своим топким, изощренным умом она полностью покоряла своих возлюбленных; они никогда уже по могли освободиться от ее чар, и не случайно, что отношения Клеопатры как с Цезарем, так и с Антонием кончились гибелью обоих.
Зиму 41/40 г. до н. э. неразлучная пара провела в Александрии. Это было время, заполненное празднествами, беспутством и. рафинированными развлечениями, какие только способен был породить один из центров античного мира. Ведущую роль, по-видимому, играла царица, Антоний же целиком подпал под ее влияние. Клеопатра была неистощима в изобретении все новых удовольствий, и развлечения не прекращались ни днем, ни ночью. Она участвовала в игре в кости, в продолжительных пирушках, в охоте, она присутствовала при фехтовальных занятиях Антония (он не прерывал их и в Александрии, чтобы не изнежиться вконец), а когда темнело, они устремлялись переодетыми на улицы города, вытворяя всевозможные шутки над испуганными обывателями. На Клеопатре был наряд служанки, ее возлюбленный облачался в одежду простого раба. При этом подчас доходило до жестоких потасовок, поскольку горожане не всегда знали, с кем имеют дело, хотя и угадывали в странных фигурах Антония и Клеопатру.
Впрочем, как полагает Плутарх [Антоний, гл. 29], александрийцы не так уж и негодовали по поводу выходок влюбленной пары, напротив, эти проделки их забавляли. Они говорили, что римлянам Антоний показывает свой трагический лик, а им — комический. И далее Плутарх рассказывает о смешной сцене, происшедшей во время рыбной ловли. Антоний, которому в этот день мало везло, велел насадить на крючок рыбу, пойманную им ранее. Но ему снова не повезло. Клеопатра подсмотрела это и приказала одному из слуг нырнуть и прицепить к крючку своего друга засоленную понтийскую сельдь. Когда Антоний радостно вытащил удочку из воды, поднялся поистине гомерический хохот. Однако Клеопатра быстро оцепила ситуацию и крикнула расстроенному любителю рыбной ловли: «Император, отдай свою удочку рыбакам{92} Фароса и Канона! Твое призвание — не рыбная ловля, а охота на города, царства и целые материки».
Если эта история и не соответствует действительности, то она все же неплохо придумана: насмешка и лесть в выходке Клеопатры тесно сплетены воедино. Но все эти проделки не могут скрыть того, что в действиях царицы присутствовал и трезвый политический расчет. В 41 г. Антоний был самым могущественным человеком на земле, перед ним склонялись народы Переднего Востока, его пороги обивали посланцы со всех концов света, и даже на западе Римской державы, в Галлии и Италии, у Антония были многочисленные приверженцы, готовые поддержать его. Все эти обстоятельства Клеопатра не только хорошо знала, по и вполне могла оценить по достоинству. Если бы ей удалось надолго привязать к себе этого человека, то отблеск его славы должен был коснуться и ее. На вопрос, кто был движущей силой в этом союзе, можно с уверенностью ответить: Клеопатра, а отнюдь не Антоний, который был ей предан лишь до тех лор, пока находился под непосредственным обаянием ее личности.
Между тем на западе империи произошли события, которые не могли оставить Антония совершенно безучастным:. Сначала, в 41/40 г., вспыхнула так называемая Перузинская война, главная ответственность за которую падает на жену Антония Фульвию. Октавиан погасил пламя этой войны, впрочем, не без жестокости. Антоний не вмешивался в нее: он был слишком далек от места столкновения и не был заинтересован в тот момент в разрыве с Октавианом. Но затем парфяне со своими конными отрядами под командованием римлянина Лабиена наводнили широкие пространства Передней Азии; они достигли даже Эгейского моря, и настало время свести с ними счеты. Антоний на корабле поспешил в Италию — ему нужна была помощь Октавиана. Он встретился с Октавианом в Брундизии (сентябрь 40 г.), а результатом было заключение договора, по которому Октавиан должен был править на западе империи, а Антоний — на востоке. Но это означало, что Октавиан предоставлял своему сопернику вести Парфянскую войну, которая уже маячила на горизонте. Таким образом, жребий был брошен: Антоний избрал для себя Восток, разграничительная линия между областями обоих правителей проходила теперь через городок Скодру (Скутари) в Иллирии.
Соглашение двух самых могущественных людей в мире было скреплено брачным союзом: Антоний предложил руку сестре Октавиана Октавии (его жены Фульвии уже не было в живых). Для войны с парфянами Антоний нуждался в рекрутах из Италии, и достоинства Октавии, слывшей одной из самых умных женщин в Риме, затмили воспоминания о египетской царице. Клеопатра, по-видимому, поддерживала с Антонием письменную связь, по со временем ее образ должен был поблекнуть в памяти Антония, тогда как Октавия завладела теперь всеми его помыслами и чувствами. Можно ли считать Антония неблагодарным по отношению к александрийской правительнице? На этот вопрос следует, очевидно, ответить утвердительно, однако здесь в свои права вступила политика и с точки зрения державных устремлений поведение Антония было понятно. Не удивительно, что он забыл клятвы, которые давал ранее Клеопатре. А как она отнеслась к поведению своего патрона? Проявила ли она должное понимание или же поддалась гневу за неверность и предательство? В качестве залога любви у нее остались от Антония близнецы (родились в 40 г.) — сын по имени Александр Гелиос и дочь Клеопатра Селена. Их имена весьма примечательны: они имеют космическое значение и символизируют вечность власти, подобно тому как существуют от века солнце и луна. Вечность птолемеевской династии — вот идея, воодушевлявшая Клеопатру, и она твердо рассчитывала, что Цезарион и ее дети от Антония продолжат династию Птолемеев.
Пока Антония не было на Востоке, античные источники ничего нам не сообщают о Клеопатре. Время это — а прошло все же более трех лет, с 40 до 37 г. до н. э., — было для нее, несомненно, исполнено горечи, в особенности когда она вспоминала о том, что ее возлюбленный, находясь рядом с другой женщиной, потерян для нее. Ведь тем временем от брака Антония с Октавией родилось двое детей — Антония Старшая, появившаяся на свет в 39 г., и Антония Младшая, родившаяся в следующем году. А когда в 37 г. Антоний отправился на Восток, Октавия, как передают, снова была беременной, хотя о рождении ребенка нам ничего не известно. Октавия же весьма содействовала заключению Тарентского договора (37 г.); это соглашение между двумя властителями — Октавианом и Антонием — в значительной степени следует приписать ее инициативе. Тарентский договор положил конец причинявшей ей сильные огорчения гонке вооружений между ее братом и ее супругом. Для Антония заключенное в Таренте соглашение явилось предпосылкой для начала Парфянской войны, в которой всесильный триумвир рассчитывал приобрести новую славу. В самом деле, представлялось необходимым обуздать парфян, тем более что Римляне все еще не отомстили за поражение, понесенное Крассом при Каррах (53 г.). В планы Антония, однако, входило полное сокрушение Парфянского государства. При этом он полагал, что не сможет обойтись без помощи Египта. А это волей-неволей должно было привести к новому сближению с Клеопатрой, от которой в силу обстоятельств он был оторван в течение более трех лет.