Тем временем Мария Медичи развернула кампанию против Ришелье, в которой важную роль играли ругательные памфлеты — либеллы. В короткий срок Париж наводнили враждебные кардиналу листовки. Вот один из такого рода памфлетов:
Но вскоре, осознав, что окончательно проиграла, Мария Медичи принимает решение бежать за пределы Франции. 20 июля 1631 года, заручившись содействием своего духовника и одного из офицеров охраны, она осуществляет это намерение и объявляется в нидерландских провинциях Испании, откуда впоследствии переберется в Кельн. «Покидая королевство, она уходила также и из истории», — образно заметил один из французских историков.
Когда в Париже стало известно о бегстве королевы-матери, Людовик XIII выпустил декларацию, осуждающую антигосударственные поступки Марии Медичи. На все ее имущество во Франции был наложен арест. Те, кто так или иначе способствовал ее побегу, были объявлены государственными преступниками. «Отъезд королевы-матери и Монсеньора (Гастона Орлеанского. — П. Ч.), — вспоминал впоследствии Ришелье, — избавил королевство от грозивших ему несчастий». Сам же министр-кардинал после «дня одураченных» был возведен в достоинство герцога и пэра Франции. Это стало еще одним свидетельством привязанности к нему со стороны Людовика XIII.
Внутренняя политика тандема Людовик XIII — кардинал Ришелье была направлена прежде всего на преодоление сепаратистских тенденций и на внутреннюю консолидацию страны под центральным управлением в лице королевской власти. Угроза для единства Франции исходила, с одной стороны, от гугенотской оппозиции, ощущавшей себя «государством в государстве», а с другой — от фрондирующей аристократии, желавшей сохранить за собой древние вольности.
Первый ощутимый удар по затаившейся фронде был нанесен в 1626 году, когда заговорщики во главе с Анри де Талейран-Перигором, графом де Шале, предприняли попытку устранить Ришелье, а заодно и поддерживавшего его Людовика XIII, которого предполагалось заменить легкомысленным Гастоном Орлеанским. За спиной заговорщиков стояла мать короля, давно мечтавшая передать корону своему любимчику Гастону — благо, у Людовика XIII тогда все еще не было наследника. Заговор был раскрыт, а его участники, включая Шале, — казнены. Гастон Орлеанский отделался легким испугом, как и Мария Медичи.
30 октября 1632 года был раскрыт новый заговор аристократии в Лангедоке, а его руководитель герцог де Монморанси, первый дворянин королевства, следующий за принцами крови, был отправлен на эшафот. Казнь Монморанси должна была символизировать торжество утверждавшего свою власть абсолютизма над сепаратизмом аристократии.
Центральным событием в борьбе с сепаратизмом стала ликвидация гугенотской «республики» в Ла-Рошели. Перед началом военной операции Ришелье писал королю: «До тех пор пока гугеноты разделяют власть во Франции, король никогда не будет хозяином положения в своей стране и не сможет предпринять каких-либо успешных действий за ее пределами». Представлявшаяся неприступной цитадель гугенотов была взята в результате тринадцатимесячной осады. Из проживавших прежде в Ла-Рошели 28 тыс. жителей к концу осады осталось в живых всего пять тысяч. Людовик XIII проявил милость к побежденным гугенотам. Объявив, что закончившаяся война имела «государственный», а не религиозный характер, король подтвердил свободу протестантского вероисповедания и амнистировал всех «заблудших и презревших свой долг» подданных. Ни один из участников мятежа не был казнен, лишь его руководители были высланы за пределы Ла-Рошели.
Сразу же после взятия сильно пострадавшего от обстрелов города началась его реконструкция. Ла-Рошель, по замыслу короля и его первого министра, должна был превратиться в один из главных центров торгово-колониальной экспансии Франции. Вскоре после восстановления контроля над Ла-Рошелью был погашен и второй очаг сопротивления гугенотов — в Лангедоке.
Одним из направлений внутренней политики Людовика XIII стала борьба с сословным и провинциальным партикуляризмом, а также централизация системы государственного управления. В январе 1629 года был разработан и принят так называемый «кодекс Мишо» (по имени тогдашнего канцлера Мишеля де Марильяка). По существу, это было первое систематизированное французское законодательство. Красной нитью в «кодексе Мишо» проходила мысль о королевской власти как единственной и бесспорной во Франции. В нем подтверждался суверенитет государства в области финансов, обеспечения внутренней и внешней безопасности.