Вскоре парижане были разбужены гулом набата и тремя пушечными выстрелами. Это был знак боевой тревоги для всех батальонов Национальной гвардии и войск Парижского гарнизона. К полудню под ружьем находилось уже 70 тыс. человек.
Лафайет, которого его противники позднее обвинят в пособничестве беглецам, сразу же выдвинул версию: «Король обманут и похищен». Одновременно он распорядился начать поиски исчезнувшего короля, поручив руководить ими своему адъютанту Луи де Ромефу.
Ранним утром 22 июня Ромеф настиг королевскую семью недалеко от границы, в местечке Варенн, где беглецов опознал и задержал тамошний почтмейстер Жан-Батист Друэ. Революционная бдительность Друэ будет вознаграждена премией в сумме 30 тыс. ливров и последующим избранием скромного почтмейстера в депутаты Конвента.
25 июня в 18 часов Людовик XVI и его семья под охраной были доставлены в столицу. В Тюильри их встретил генерал Лафайет, продолжавший отстаивать свою версию о похищении короля. Такая версия вполне устраивала и раздосадованного неудачей Людовика XVI. Приветствуя короля, Лафайет сказал: «Сир, вы знаете мою привязанность к вам, но вы также должны знать, что если вы противопоставите себя воле народа, то я останусь на его стороне…»
«Я знаю, что вы всегда верны своим принципам… — ответил король и добавил: — Во время моего последнего путешествия я убедился, что ваше мнение совпадает с мнением всей нации».
Присутствовавшая при их беседе Мария-Антуанетта едва сдерживала негодование. Пройдя в свой кабинет, королева, наверное, впервые за пять дней внимательно изучила свое отражение и ужаснулась: на нее смотрела совершенно седая женщина.
Извещая Петербург о событиях, разыгравшихся в Париже, граф Симолин писал 23 июня 1791 года: «План содействия выезду короля из дворца со всей королевской семьей был задуман и выполнен очень умно и в большой тайне, но не увенчался успехом. Монарх был арестован в двух милях от границы и препровожден в Мец; можно только содрогаться при мысли о несчастьях, которые грозят королевской семье, особенно королеве, рискующей стать жертвой жестокого и кровожадного народа».
С момента возвращения в Версаль Людовик XVI практически становился узником Тюильри: его власть была временно приостановлена. Собрание терзали сомнения — как поступить с королем? Идея замены монархии республикой приобретала все новых сторонников, но пока не преобладала в умонастроениях.
Преодолев сомнения, Учредительное собрание в конце концов приняло версию Лафайета, согласно которой «король был обманут и похищен». 16 июля большинством голосов было решено восстановить короля в его «конституционных правах».
Это решение вызвало волну негодования в революционных клубах, потребовавших низложения короля и назначивших на 17 июля сбор подписей на Марсовом поле в поддержку своего требования.
Попытки властей не допустить этой акции потерпели неудачу. На Марсовом поле собрались тысячи парижан. Перепуганное умеренное большинство Учредительного собрания приказало мэру Байи ввести в городе военное положение и любой ценой восстановить порядок. Над зданием Ратуши появились красные флаги — символы военного положения. Командир Национальной гвардии получил приказ рассеять собравшихся на Марсовом поле оппозиционеров. После первого предупредительного выстрела холостыми патронами последовал второй — уже боевыми, затем третий. Подоспевшая артиллерия произвела несколько выстрелов картечью. Толпа в ужасе стала разбегаться, после чего обстрел прекратился. На Марсовом поле осталось более пятидесяти трупов.
На следующий день оппозиция будет утверждать, что власти убили до 1500 безоружных человек.
Собрание одобрило действия Байи и Лафайета как необходимые и активизировало работу по завершению проекта конституции. На это ушло менее двух месяцев, и 13 сентября 1791 года Людовик XVI подписал основной закон страны, по которому Франция уже официально превращалась в конституционную монархию. Одновременно была объявлена амнистия всем арестованным участникам демонстрации 17 июля на Марсовом поле.
30 сентября Учредительное собрание объявило себя распущенным, а 1 октября в Париже начало работу Законодательное собрание, избранное на основе цензовой системы так называемыми «активными гражданами». В отличие от своего предшественника с широким представительством духовенства и дворянства новое Собрание было однородно буржуазным, что не могло не иметь очевидных последствий для его отношений с королевской властью, на глазах терявшей престиж и влияние.