Оповещенные об этом москвичи и жители подмосковных деревень стали собираться на поле еще накануне с вечера. К рассвету 18 мая на Ходынке столпилось свыше полумиллиона человек, а может быть, и больше. К этому времени выбраться из толпы было уже невозможно. Над спрессованной людской массой стоял, подобно туману, густой пар. Время от времени раздавались стопы и крики притиснутых друг к другу людей, некоторые теряли сознание, а вскоре появились и первые жертвы. Сначала задавленных удавалось передавать над головами, но многие трупы так и остались под ногами толпы.
В седьмом часу утра на поле началась паника: среди собравшихся разнесся слух, что буфетчики уже начали раздавать подарки своим знакомым и на всех царских даров не хватит. Толпа пришла в движение, хлынула в направлении деревянных ларьков, откуда предполагалось проводить раздачу подарков. Ходыпское поле, на котором проводились многочисленные военные учения, было перекопано несметным количеством траншей, рвов, ям. В них падали сотни людей: живые на мертвых, мертвые на живых. Люди топтали и давили друг друга. Над полем неслись стоны, вопли.
По официальным данным, тогда на Ходынском поле погибло 1282 человека, по слухам и прикидкам — во много раз больше. Николай II узнал о происшедшем уже утром — в половине десятого. В полдень он все же отправился вместе с императрицей на Ходынское поле участвовать в продолжении коронационных торжеств. К этому времени трупы были уже убраны, снесенные ранним утром заборы и поврежденные деревянные строения восстановлены, следы давки на поле замаскированы. Однако царская поездка была все же омрачена: по дороге августейшей чете встретился караван подвод, вывозивших последние трупы с Ходынки. Царь остановил карету, поговорил с возчиками, но те почти ничего не смогли рассказать о случившемся.
Когда Николай II появился на Ходынском поле, его приветствовала праздничная ликующая толпа. На ветру реяли флаги, гремела торжественная музыка. Императору вспомнился утренний разговор со своим родным дядей — великим князем Сергеем Александровичем, с которым он советовался, нужно ли ему ехать на Ходынское поле после неслыханной трагедии. Великий князь, руководивший всеми коронационными торжествами, был безапелляционен: «Непременно нужно; нельзя попадать во власть к обстоятельствам. Государю необходимо быть выше их!» И теперь, появившись на злополучном поле, император поневоле вспомнил этот разговор, вновь задавая себе мучивший его вопрос: «Неужели дядя Сергей прав? Неужели?»
Огромная разукрашенная красочными гирляндами беседка была полна почетных гостей, сиял медью труб гигантский симфонический оркестр. Император знал, что должна быть исполнена праздничная кантата, специально написанная к торжеству руководителем этого оркестра знаменитым музыкантом Василием Ильичем Сафоновым.
Маэстро подвели к императору для краткого представления. Василий Ильич явно волновался: не столько из-за впечатления, которое может произвести его музыкальное детище, сколько из-за сомнения, стоит ли после происшедшей утром катастрофы исполнять это наполненное ликующими звуками произведение.
Великий князь Сергей Александрович, представляя маэстро императору, не скупился на похвалы:
— Вот наш кудесник музыки — композитор, пианист, главный дирижер симфонических концертов Московского отделения императорского музыкального общества, очень талантливый человек.
Василий Ильич быстро поклонился и растерянно спросил:
— Что прикажете исполнять?
— Как что? Вашу программу, — удивленно подняв бровь, процедил Сергей Александрович.
У Сафонова на языке буквально вертелась просьба разрешить его оркестру для начала исполнить в память о погибших реквием Моцарта, но он не решился попросить об этом. Осталась неозвученной заготовленная фраза: «Реквием не испортит торжеств, а лишь предварит мою праздничную кантату».
Музыкант, нерешительно замявшись, опросил то ли у императора, то ли у великого князя:
— Можно ли начинать?
— Начинайте, немедленно начинайте, — ответили те в один голос.
Направляясь к своему дирижерскому возвышению, Сафонов мучительно размышлял о том, что по-хорошему нужно было бы отслужить сейчас же на этом ноле молебен в память о погибших здесь всего несколько часов назад людях. Он, конечно же, не догадывался, что подобные мысли были не только у него.
Много лет спустя граф С. Ю. Витте, присутствовавший на этом концерте, написал в своих воспоминаниях: «…к моему удивлению, празднества не были отменены, а продолжались по программе: так массою музыкантов был исполнен концерт под управлением известного дирижера Сафонова; вообще все имело место, как будто бы никакой катастрофы и не было. Только на лице государя можно было заметить некоторую грусть и болезненное выражение. Мне представляется, что, если бы государь был тогда представлен собственному влечению, то, по всей вероятности, он отменил бы эти празднества и вместо них совершил бы на поле торжественное богослужение. Но, по-видимому, государю дали дурные советы, и не нужно было быть особенно прозорливым, чтобы понять, что советы эти исходили от московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича, женатого на сестре императрицы».