Свеммель не слушал. "Да, когда Раниеро попадет к нам в руки, мы сдерем с него кожу, вытащим его, лишим мужества и ... о, все, что еще придет нам в голову".
"Мы почти должны поблагодарить Мезенцио за него", - сказал Ратхар. "Один из наших собственных дворян на грелзерском троне в Херборне привел бы на сторону альгарвейцев больше предателей, чем Раниеро надеется переманить".
"Предатели повсюду", - пробормотал Свеммель. "Повсюду". Его глаза метались из стороны в сторону. "Мы убьем их всех, посмотрим, сможем ли мы этого не сделать". Во время войны Мерцаний и даже после нее существовало немало реальных заговоров против него. Также было немало таких, которые существовали только в его воспаленном воображении. Настоящие заговорщики и воображаемые были теперь одинаково мертвы, и некому было сказать, кто есть кто. "Предатели".
К облегчению Ратхара, Свеммель не смотрел на него. Почти в отчаянии маршал сказал: "Как я уже говорил вам, ваше величество, наши планы ..."
Свеммель заговорил повелительным тоном: "Немедленно приведите в движение все колонны. Чем скорее мы нанесем удар по альгарвейцам, тем скорее они будут изгнаны с нашей земли". Он имел в виду почву Ункерланта или свою собственную, личную почву? Ратхару часто было трудно сказать.
"Разве вы не согласны, ваше величество, что ваши армии добились большего успеха, когда вы подождали, пока все будет готово, прежде чем нанести удар?" Спросил Ратхар. Ему было трудно заставить Свеммеля понять это на протяжении всей войны. Он не хотел новых неприятностей сейчас.
Свеммелю, конечно, было наплевать на то, чего хотел его маршал. Свеммелю было наплевать только на то, чего хотел он. И теперь, свирепо глядя сверху вниз на Ратхара со своего высокого места, он рявкнул: "Мы отдали тебе приказ. Ты можешь выполнить его, или кто-то другой может его выполнить. Нас это не волнует. Мы заботимся только о том, чтобы нам повиновались. Вы понимаете нас?"
Иногда угроза уйти в отставку приводила Свеммеля в чувство, когда он пытался приказать что-нибудь необычайно безрассудное. Ратхар не считал, что это был один из таких случаев. Король не вызвал бы его с юга ни для чего, кроме демонстрации безоговорочной преданности. И Свеммель сместил бы его и, вероятно, снял бы голову, если бы он заупрямился. Ратхар опустил взгляд на ковер и вздохнул. "Да, ваше величество", - сказал он, перебирая в уме способы сказать, что он повинуется, в то время как на самом деле делал то, что действительно нужно было сделать.
"И не думайте уклоняться от нашей воли благовидными предлогами", - рявкнул король Свеммель. Возможно, он был не очень мудрым человеком, но нельзя отрицать, что он был умен. Ратарь снова вздохнул.
***
До того, как разразилась Дерлавейская война, Скарну был маркизом. Он все еще был маркизом, если разобраться, но он не жил как маркиз в течение многих лет. И, если альгарвейские оккупанты его родной Валмиеры когда-нибудь доберутся до него, он вообще больше не будет жить. Это было то, что он получил за продолжение борьбы с рыжеволосыми после капитуляции короля Гайнибу.
Заключи он мир с завоевателями, он мог бы спокойно жить в фамильном особняке на окраине столицы Приекуле. Вместо этого он обнаружил, что отсиживается в грязной квартире с холодной водой в Вентспилсе, восточном провинциальном городке без особых примет - на самом деле, без особых примет, о которых он мог только мечтать.
Его сестра все еще жила в том особняке. Он зарычал, глубоко в горле. У Красты, будь она проклята, был любовник-альгарвейец - Скарну видел, что они числились парой в сводке новостей. Полковник Лурканио и маркиза Краста. Лурканио, будь он проклят, незадолго до этого подошел слишком близко к поимке Скарну. Ему пришлось бежать с фермы, где он жил, от вдовы, которую он полюбил, и от ребенка - его ребенка - которого она носила. Он надеялся, что люди Лурканио охотились только за ним, и что Меркела в безопасности.
Надежда - это все, что он мог сделать. Он не осмелился написать на ферму за пределами южной деревни Павилоста. Если альгарвейцы перехватят письмо, их маги смогут использовать закон заражения, чтобы отследить его до него. "Силы внизу пожирают их", - пробормотал он. Он хотел излить свою душу Меркеле, но враг заставил его замолчать так же эффективно, как если бы ему заткнули рот кляпом.