Выбрать главу

Когда я просмотрел длинный список прокурорских нелепостей, я решил, что меня наказывают за что-то, что не связанно с налоговыми декларациями. Я был наказан за то, что осветил один конституционный вопрос, который ни один суд в США не будет в полной мере рассматривать – денежный вопрос.

Еще в конце 1970х я обнаружил, что правительство нарушает право каждого американца на экономику, свободную от колебаний денежных ценностей. Я написал книгу "Чудо на главной улице: спасение себя и Америки от финансового краха" (1980), в которой сравнил американские деньги, которые соответствовали требованиям Конституции – золотые и серебряные монеты – с американскими деньгами, используемыми в настоящее время – банкнотами, компьютерными записями и жетонами из недрагоценных металлов. Используемые деньги не только уступали конституционным деньгам, но и были введены без конституционной поправки. Поскольку наши ценности были выражены в незаконных денежных единицах, то мы стали незаконной нацией. Качество жизни следует за качеством денег. Я призвал народ взять на себя инициативу по давлению государственных чиновников с целью восстановления той денежной системы, которая установлена Конституцией. Конечной наградой будет здоровое общество. Социальная активность сотворила бы чудо.

Люди очень быстро все поняли. Активисты начали отстаивать экономические права различными способами. Чтобы помочь и задокументировать их работу, я выпустил "The Main Street Journal". Публикуемая более или менее ежемесячно, MSJ подробно сообщала об интересных, иногда пугающих последствиях активности в области экономических прав.

К июлю 1984 года моя книга и мой журнал вошли в растущую библиографию исторических и юридических материалов, связанных с денежным вопросом. Я выступал по всей стране и проводил хорошо посещаемые семинары в Теннесси. На нашей стороне была история. Создатели Конституции единогласно проголосовали против такой денежной системы, которая разрушает современную Америку и единогласно проголосовали за систему, которую мы защищали. Закон был на нашей стороне. Верховный суд никогда не утверждал, что незаконная денежная система Америки является конституционной. Нам противостоял субъект, который больше всего выигрывал от незаконных денег – руководящие органы.

Мы глубоко оскорбляли их видимость законности. Как сказал один деревенский адвокат из Теннесси: "Эта книга не убьет Саусси, но они придумают гуманный способ заткнуть ему рот."

Между моим судом и решением Верховного суда был промежуток в два года. Примерно в середине этого промежутка я получил открытку от самого известного заключенного в Теннесси Джеймса Эрла Рэя. Мистер Рэй, самозваный убийца доктора Мартина Лютера Кинга, хотел, чтобы я помог ему написать автобиографию. Я лично беседовал с ним, изучил его рукопись и провел собственное исследование. Эти факты убедили меня, что мистер Рэй не заслуживает того, чтобы его называли, по выражению журнала "Лайф", "самым ненавистным человеком в мире". Его пытали, чтобы он признал себя виновным. Его заключение было далеко не наказанием за убийство, а способом правительства скрыть истинных убийц, причем за счет Теннессийских налогоплательщиков. Я чувствовал, что он, как и я, злонамеренно используется руководящими органами с целью обмана общественности.

Я тесно сотрудничал с мистером Рэем, опубликовав его автобиографию под названием "Вальс Теннесси: превращение в политического заключенного". Я включил свой эпилог "Политика колдовства", в котором обсуждал, что убийство доктора Кинга никому не принесло такой пользы, как экономическим силам правительства. Примерно за месяц до того, как "Вальс Теннесси" должна был выйти из печати, меня уведомили, что Верховный суд США отклонил мою апелляцию. Окружной судья приказал мне сдаться в федеральную тюрьму Атланты не позднее 10 апреля 1987. Один мой друг сказал: "Если ваши предыдущие работы вызвали налоговое преследование, подумайте, на что может спровоцировать их Вальс Теннесси, когда вы окажетесь в тюрьме."

И вот, когда настал момент, когда я должен был пройти через ворота тюрьмы, что-то встало на моем пути. Я могу назвать это только духом, непреодолимым духом. Это был тот же самый дух, который направлял меня настаивать на истине в моих писаниях и речах.