— Иди-иди. Это приказ.
— Может, вы ещё и хотеть капитана Мейфферта прикажете? — поняв, что ляпнула, Кара захлопнула рот. — Хотеть ходить к нему. Хотеть. Ходить.
Ричард откровенно веселился, в кои-то веки сумев знатно поиздеваться над телохранительницей. Его проницательность, к неудовольствию острых на язык морд-сит, всегда помогала ему найти слабые места, на которые можно было направить остроту его шуток.
— Кара, ты с этим и без моей помощи справляешься, — заливаясь смехом, полным удовлетворения от осуществлённой мести, мужчина добавил, уже поднимаясь вверх по ступенькам: — Да, и вот мой ответ на твой невысказанный вопрос: свадьба состоится вовремя, несмотря на чуму. Людям нужен праздник в такое время.
========== Бонус ==========
Сегодня был воистину удивительный день. Кэлен Амнелл, последние несколько месяцев чувствовавшая себя бесправным пленником даже в своей собственной спальне, вдруг ощутила на своём лице дуновение ветра свободы — пусть это и был лишь его слабый порыв из приоткрытого лордом Ралом окна. Сейчас это замечательное, лёгкое и самое дорогое Кэлен чувство сконцентрировалось в одном-единственном человеке: в её единокровной сестре — Цирилле, которая, спустя недели дороги, наконец добралась до Народного Дворца.
Проходя по освещённым полуденным солнцем галереям, королева Галеи казалась дышащим олицетворением Создателя, лишь чудом обрётшего плоть и кровь: вьющиеся локоны, уложенные в аккуратную причёску, обрамляли её идеальное белое лицо золотым ореолом, в вечно светящихся зелёных глазах играла тень усмешки, а идеальные черты лица, казалось, могли выражать лишь понимание и расположение. Постоянно надевая бесстрастную маску Исповедницы, Кэлен ничуть не удивлялась, безошибочно определяя такое же напускное выражение лица сестры каждый раз, когда той приходилось иметь дело с малоприятными личностями. Единственное различие между их масками заключалось в том, что маска Исповедниц действовала в качестве сурового средства устрашения. Цирилла же, наоборот, располагала к себе людей, своим обаянием завоевывая Галее новых союзников.
Мать-Исповедница и сама не заметила, как они оказались в портретной галерее дома Ралов. Она старательно избегала этого места, зная, что здесь увидит портреты всех правителей Д’Хары почти за три тысячи лет, начиная от Альрика Рала и заканчивая самим Ричардом. Цирилла, не заметившая неудобное положение, в которое Кэлен собственноручно и, очевидно, по глупости поставила себя, повернула голову налево, внимательно изучая каждый портрет, мимо которого они шли. Картины были действительно внушительных размеров и протягивались от пола до потолка, как и высокие стрельчатые окна, расположенные на противоположной стене, обеспечивавшие прекрасное освещение картин в дневное время. В нишах между портретами возвышались древние статуи высотой с человеческий рост, изображавшие практически полностью обнажённых, прекрасно сложенных мужчин и женщин, застывших в воинственных, даже угрожающих позах.
Д’Хара никогда не была миролюбивым государством, и её внушительные размеры по сравнению с любой другой страной Срединных Земель, будь то даже вечно лающий на соседей Кельтон или созданная объединением двух стран Галея, были тому лишним доказательством, поэтому и скульптуры в нишах, ничтожно маленькие по сравнению с изображениями лордов Ралов, но крайне многочисленные, были напоминанием о том, что за каждым из них стояла внушительная сила: верные морд-сит и преданные солдаты. Сталь против стали.
Коридор был очень широк, чтобы каждый мог рассмотреть портреты великих Магистров Д’Хары в полный рост, не сломав шею. Конечно, задирать голову все же приходилось, и это было своеобразным наставлением для каждого, удостоившегося чести пройти здесь: на лорда Рала смотрят только снизу-вверх и только с почтительного расстояния.
Кэлен не оценила эту архитектурную уловку. Она вспомнила свой родной дворец, в главном зале которого потолок украшала фреска с самой Магдой Сирус, первой Исповедницей, и её волшебником Мерритом, который, по легендам, обладал редчайшим даром Творца. Говорят, такой дар встречался почти также редко, как дар боевого чародея. Живопись во Дворце Исповедниц была способом показать, что давние покровители Эйдиндрила все ещё заботились о жителях города, и Мать-Исповедница, олицетворявшая верховную власть во всех Срединных Землях, была их непосредственной преемницей. Исповедницы, насколько бы сильно простой народ их не любил, какими бы монстрами ни считал, никогда не превозносили себя, и их народ не стоял перед ними на коленях часами. Многовековая позиция Ралов по отношению к своему роду вызывала у Матери-Исповедницы только рвотные позывы, щедро приправленные своеобразной завистью: жестоких Ралов в Д’Харе почитали и даже любили, независимо оттого, тираны они или честные и справедливые правители. Исповедницы, всегда защищавшие права как сильных стран, так и слабых малочисленных народов, такой роскошью, как преданность и почёт подданных, похвастаться не могли.
Кэлен Амнелл не могла не думать о том, как отреагировала бы первая Мать-Исповедница, узнав о её действиях. Даже в самые тёмные времена, когда воевали волшебники Нового и Древнего Мира, Срединные Земли не продались набиравшей силы Д’Харе, сколько бы Альрик Рал ни предлагал: золотые горы, вечная защита — всё, что мог придумать жаждущий власти волшебник. Срединные Земли выстояли в одиночку.
Ей пришлось напомнить себе, как Кэлен с трудом и отвращением делала это постоянно, что тогда в Замке Волшебников, главном магическом оплоте Срединных Земель, жили целые поколения могущественных магов, среди которых практически не было тех, кто обладал лишь одной стороной дара. Сейчас те немногочисленные одарённые, что остались, были на стороне Джеганя, а защита Нового Мира была в руках всего нескольких волшебников, пусть даже один из них и был боевым чародеем.
— Подумать только! Если он и правда выглядит так, как на этой картине, то я просто не представляю, как ты можешь клеветать на судьбу, Мать-Исповедница, — воскликнула Цирилла и картинно ахнула, прикладывая аккуратную ладошку к груди, прямо над краем золотого корсета, украшенного узором из того же цвета нити. Должно быть, если бы рядом был какой-нибудь принц, жаждущий руки столь прекрасной и утончённой особы, его бы уже свалило с ног желание.
Кэлен с досадой подумала, что если Ричард Рал так понравился сестре, то она может его забирать, но в слух такую крамольную мысль сказать не решилась. Рал же потом узнает. Он всегда так делал. Две морд-сит, Бердина и Рикка, остановились позади них, и, довольные, выразили своё согласие парой уверенных кивков. Кэлен предпочла игнорировать совсем отбившихся от рук телохранительниц. Она остановилась, впервые действительно вглядываясь в портрет. На нем был изображён Ричард, когда он едва вышел из подросткового возраста: высокий и статный, стройный, даже худощавый и не настолько мощный, как сейчас, но уже осознающий все свои силы; уже с мечом наперевес, но без своего черно-золотого облачения. Лицо его было мягче — оно еще хранило юношескую округлость, а серые глаза были как будто светлее, с едва проглядывавшим мальчишеским озорством.
Традиционным цветом Ралов был красный, поэтому все Магистры прошлого были облачены именно в этот цвет на парадных портретах, и нынешний лорд Рал не стал исключением. Разве что, надо было отметить, в его случае этот цвет не казался таким вызывающим благодаря своему насыщенному тёмному оттенку. И, как ни удивительно, он был единственным правителем, у которого на портрете было обычное, не магическое оружие.
Кэлен тяжело сглотнула. Она не питала к Магистру особенно тёплых чувств, но должна была отметить: он действительно привлекал к себе внимание и, будь на нем хоть одежда лесного проводника из далекой Вестландии, она бы знала, кто был перед ней.
— Цирилла, угомонись. Ему здесь не больше восемнадцати, — осадила она сестру подчёркнуто бесстрастным тоном, да ещё и так, будто именно она была старшей из них двоих. Воспитание Кэлен не позволяло ей проявлять эмоции, но Цирилла, всю свою жизнь блиставшая на всевозможных светских приёмах, куда не было дороги серьезным и сосредоточенным на долге одарённым, имела склонность к преувеличенным реакциям. Это вовсе не значило, что она была экзальтированной дурочкой, как и безразличная маска Матери-Исповедницы не была показателем того, что Кэлен вовсе не испытывала эмоции.