И всё же, несмотря на блеск великого празднества, в первый же день свадьбы, 29 сентября 1773 года, многие стали предрекать новой семье несчастье, ибо именно в этот день в Петербурге впервые распространился слух о появлении в Оренбургских степях мятежных шаек Пугачёва, назвавшего себя Петром III. Каково было слышать всё это цесаревичу Павлу Петровичу!
Оставив на время Петербург, перенесёмся на бунташный Яик и совершим путешествие не только в пространстве, но и во времени, оказавшись в самом конце 1772 года на Яике, в шестидесяти вёрстах от Яицкого городка (точнее, Верхнего Яицкого городка, так как был ещё и Нижний Яицкий городок. Теперь первый из них носит название Уральск, а второй — Гурьев).
Там, в одинокой хижине на Таловом Умёте — глухом постоялом дворе, хозяином которого был наивный и простодушный пехотный солдат Степан Оболяев, носивший прозвище Ерёмина Курица, некий появившийся в его избе странник объявил, что он — не кто иной, как император Пётр Фёдорович.
Как только об этом стало известно в Петербурге, в Военной коллегии идентифицировали персону самозванца с беглым донским казаком Емельяном Ивановичем Пугачёвым.
Оказалось, что он был уроженцем Зимовейской станицы на Дону, той самой, где полтора столетия назад родился и Степан Разин. В документах не сохранилась точная дата его рождения, считали, что к моменту своего самозванства было ему около тридцати лет. С восемнадцати лет служил он в армии, приняв участие в Семилетней войне и в Русско-турецкой. За «отличную проворность и храбрость» в 1770 году был Пугачёв произведён в хорунжие — первый офицерский чин в казачьих войсках, но вскоре из-за болезни отпущен домой. Однако в разных местах Южной России дважды попадал под арест и бежал к раскольникам — за Волгу, на реку Иргиз. Оттуда он ушёл на Яик и, добравшись до Талового Умёта, наконец объявил себя чудесно спасшимся от смерти императором Петром III. Пугачёв решился на это, встречая повсюду, где он побывал, горячее стремление солдат, казаков, раскольников, крестьян — всех, кого называли «чёрным, подъяремным людом», — к переменам, которые хотя бы немного улучшили их беспросветную жизнь.
Сначала в тайну «Петра Фёдоровича» были посвящены немногие, потом слух о нём распространился по всему Яику.
17 сентября 1773 года на хуторе казака Михаила Толкачева первые восемьдесят казаков, татар и башкир принесли присягу на верность Петру Фёдоровичу, и он повёл их к Яицкому городку. Крестьянская война началась.
По дороге в плен к восставшим попал сержант Дмитрий Кальминский, объезжавший форпосты с приказом арестовать самозванца. Казаки хотели повесить Кальминского, но Пугачёв простил его и назначил писарем. Так на службе у самозванца в первый же день Крестьянской войны оказался первый дворянин.
В последующем ещё несколько дворян оказались в лагере Пугачёва, но, как правило, их переход к самозванцу не был добровольным и объяснялся опасениями за свою жизнь.
Так случилось и с подпоручиком Михаилом Александровичем Шванвичем, с отцом которого — Александром Мартыновичем Шванвичем мы познакомились, рассказывая о братьях Орловых, в самом начале их бурной и скандальной карьеры.
Получив хорошее домашнее образование, молодой Шванвич в 1770-1771 годах с Ингерманландским карабинерным полком участвовал в войне с турками, отличился под Нагоештами, после чего попал в ординарцы к генералу Григорию Александровичу Потёмкину — будущему фавориту Екатерины II, светлейшему князю и генерал-фельдмаршалу.
В сентябре 1773 года Шванвича с ротой гренадер отправили в Симбирск для приёма и отвода рекрутов. Но на пути в Симбирск, когда рота была в Муроме, её командир поручик Карташов получил приказ «с крайним поспешанием идти в Казань». Затем маршрут следования изменили ещё раз, приказав двигаться к Оренбургу — центру пугачёвского бунта.
В сентябре пугачёвцы взяли полдюжины небольших крепостей, а в начале октября блокировали Оренбург. На помощь осаждённым вышел карательный отряд генерала Кара в 3500 человек при десяти пушках, но в трёхдневном бою 7-9 ноября под деревней Юзеево был разбит восставшими. В этом районе оказалась и рота поручика Карташова.
Рота сдалась без боя. Карташова и ещё одного офицера пугачёвцы казнили тут же, а сдавшихся на их милость поручика Волженского и подпоручика Шванвича доставили вместе со всеми солдатами в село Берду, где сам Пугачёв, узнав, что и Волженский, и Шванвич любимы солдатами, велел первому из них быть атаманом, а второму — есаулом и «быть над гренадерами, так как и прежде, командирами».
Пугачёв побеседовал со Шванвичем и, выяснив, что тот знает немецкий и французский языки, приказал новоиспечённому есаулу заведовать в его канцелярии иностранной перепиской.
Шванвич участвовал в бунте почти до самого конца. Вместе с Пугачёвым он принимал участие в полугодовой осаде Оренбурга, под стенами которого сосредоточилось до 25 тысяч мятежников при 86 пушках. А вокруг Оренбурга — в Казанской губернии, в Западной Сибири, Западном Казахстане и в Башкирии действовали крупные отряды сторонников Пугачёва.
В декабре 1773 года на подавление восстания был двинут отряд генерал-аншефа Александра Ивановича Бибикова, назначенного главнокомандующим по борьбе с мятежом. Отряд был численностью в 6500 солдат и офицеров при 30 орудиях. Бибиков разбил отряды повстанцев под Самарой, Кунгуром, Бузулуком и двинулся к Оренбургу.
В это трудное для Пугачёва время Шванвич, в противоположность другим офицерам-дворянам, оказавшимся в рядах повстанцев, сохранил верность самозванцу.
В феврале 1774 года Шванвич из есаулов был произведён в атаманы и командиры солдатского полка вместо Волженского, казнённого пугачёвцами за подготовку «изменнического действа»: Волженский и ещё один бывший офицер, Остренев, решили заклепать пушки бунтовщиков и тем самым вывести их из строя. Их разоблачили и приговорили к повешению. После казни Волженского и Остренева Шванвич командовал всеми солдатами, согласившимися служить Пугачёву и, таким образом, оказался в одном ряду с другими пугачёвскими атаманами и полковниками. Закончил же он свою карьеру в армии Пугачёва секретарём Военной Коллегии — высшем органе руководства повстанческим войском. В марте 1774 года отряды Пугачёва были разбиты под крепостью Татищевой и, узнав об этом, Шванвич бежал в Оренбург и сдался на милость губернатора Рейнсдорпа.
По иронии судьбы, Рейнсдорп учился в Академической гимназии у деда Шванвича и был хорошо им аттестован. Рейнсдорп, не вдаваясь в подробности о службе Шванвича у Пугачёва, снова привёл его к присяге и отправил служить в отряд князя Николая Михайловича Голицына. Однако князь, выяснив обстоятельства, велел посадить Шванвича в тюрьму. 17 мая на допросе в Оренбурге Шванвич заявил, что служил Пугачёву «из страху, боясь смерти, а уйти не посмел, ибо, если бы поймали, то повесили».
...Пугачёвские войска были разгромлены летом 1774 года, когда против повстанцев было послано двадцать пехотных и кавалерийских полков, казачьи части и отряды добровольцев-дворян. Общее руководство войсками осуществлял генерал-аншеф, граф Пётр Иванович Панин, один из лучших полководцев российской армии. А 2 сентября в Царицын в расположение Панина прибыл генерал-поручик Александр Васильевич Суворов. С этого времени разгром пугачёвского восстания вступил в свою последнюю стадию.
Пугачёв был захвачен группой своих приближённых, недавних соратников и единомышленников, и 15 сентября доставлен в Яицкий городок. Суворов приложил невероятные усилия, чтобы заполучить «злодея Емельку» в свои руки и лично сопровождал его, посаженного в железную клетку, в Симбирск, а потом и в Москву для допросов и следствия.
Екатерина строжайше запретила применять при допросах Пугачёва и его сподвижников пытки, что и было исполнено.
Тем не менее Пугачёв и пятеро его ближайших сообщников 10 января 1775 года были казнены на Болотной площади в Москве, а остальные подверглись жестоким телесным наказаниям и ссылке в тюрьмы и на каторгу.
Царь без титула и короны
А как складывалась жизнь Екатерины Второй и её семьи с той поры, когда в Петербург пришли тревожные слухи о «мужицком возмущении и казацком воровстве»?