Особняком стоят многочисленные обращения, в которых Потёмкин назван Екатериной «мужем» и «супругом».
Один из лучших знатоков этого периода историк Барсков считал, что письма, а также рассказы осведомлённых современников «дают повод решительно утверждать, что Потёмкин был обвенчан с Екатериной. Уже один слух о том, что они были обвенчаны, создавал для Потёмкина исключительное положение, особенно в первое время его «случая», в нём действительно видели «владыку», как называет его в письмах сама Екатерина, и оказывали царские почести при его поездках в подчинённые ему области или на театр военных действий. Как ни велико расстояние от брачного венца до царской короны, но по тем временам так же велико было расстояние, отделявшее случайного любовника царицы от её мужа, которого она явно считала первым лицом в государстве после себя. Всем дальнейшим фаворитам она ставила в обязанность «поклоны» Потёмкину в письмах и, по её собственному примеру, почтительное с ним обращение при дворе. Это был царь, только без титула и короны».
О браке Екатерины с Потёмкиным существует по меньшей мере три рассказа. Племянница и любовница Потёмкина графиня Александра Васильевна Браницкая, урождённая Энгельгардт, передала князю Михаилу Семёновичу Воронцову, что запись об этом браке хранилась в особой шкатулке, которую затем вместе с документом бросил в море по пути из Одессы в Крым граф Александр Григорьевич Строганов, получивший строгий наказ сделать это от своей матери — урождённой графини Браницкой.
По словам князя Голицына, Екатерина и Потёмкин венчались у Самсония, что на Выборгской стороне, поздно вечером. Её духовник был уже там в готовности, а сопровождала императрицу одна лишь камер-фрау Перекусихина. Венцы держали граф Самойлов — племянник Потёмкина и Чертков.
Наконец, внук Екатерины и Орлова, граф Бобринской, говорил, что брачная запись положена была в гроб его деда графа Самойлова, а вторая брачная запись, полученная Перекусихиной, должна была храниться у князя Волконского и у Чертковых. По слухам, венчание происходило осенью 1774 или в середине января 1775 года перед отъездом двора в Москву. Лето 1775 года новобрачные проводили в Коломенском и в Царицыно. Казалось, что их отношения безоблачны, как их счастье, и прочны, как их любовь, но время показало, что это совсем не так.
Летом 1775 года, когда недавно обвенчавшиеся Екатерина и Потёмкин находились в Москве, в их распоряжение был передан дом князей Голицыных, что у Пречистенских ворот. С начала июля Москва жила ожиданием приезда победителя турок графа и фельдмаршала Петра Александровича Румянцева. Однако Румянцев от триумфального въезда в город отказался и приехал к императрице к вечеру 8 июля в придворной карете, но без эскорта и без сопровождения, имея возле себя одного лишь дежурного офицера — тридцатисемилетнего полковника Петра Васильевича Завадовского, которого он взял с собою для ведения записей.
Екатерина встретила Румянцева на крыльце голицынского дома и, обняв, расцеловала его. В эти же минуты она заметила и Завадовского, могучего, статного, очень красивого мужчину, который стоял, окаменев, ибо был поражён сердечностью встречи и простотой государыни, одетой в русский сарафан, очень ей шедший.
Заметив ласковый и заинтересованный взгляд императрицы, брошенный ею на Завадовского, фельдмаршал тут же представил красавца Екатерине, лестно о нём отозвавшись, как о человеке прекрасно образованном, трудолюбивом, честном и храбром.
Екатерина мгновенно пожаловала новому знакомцу бриллиантовый перстень с выгравированным по золоту собственным её именем и тут же назначила его своим кабинет-секретарём, в обязанности которого прежде всего входили ежедневные доклады.
10 июля начались необычайно пышные празднества по случаю первой годовщины заключения Кючук-Кайнарджийского мира с Турцией, мало чем уступавшие коронационным торжествам: так же звенели колокола и гремели пушки, рекой лилось вино и ломились от яств столы, но в парадном шествии в Кремле Румянцев шёл первым, а Екатерина и Павел с Натальей Алексеевной шли следом за ним — главным героем нынешних торжеств.
Румянцеву к его титулу было добавлено прозвище Задунайский, поднесены осыпанные алмазами фельдмаршальский жезл и шпага, крест и звезда ордена Андрея Первозванного, золотая медаль с его изображением и золотой лавровый венок. Были подарены пять тысяч душ, сто тысяч рублей, серебряный сервиз и картины для убранства дома. Царские почести были оказаны и матери фельдмаршала семидесятисемилетней графине Марии Андреевне Румянцевой, в девичестве графине Матвеевой — героине петровского и екатерининского царствований. Она была посажена за стол с их Императорскими Высочествами, а сам фельдмаршал сидел за столом Екатерины. Старые придворные помнили историю двадцатилетней Матвеевой с Петром Великим, и в этом приёме находили подтверждение тому, что Пётр Румянцев — сын первого российского императора.
Дождь наград пролился на многих сподвижников победителя. Не был обойдён и Завадовский, получивший сразу два чина — генерал-майора и генерал-адьютанта.
Екатерина пробыла в Москве до 7 декабря 1775 года, часто встречаясь с Румянцевым и ежедневно общаясь со своим новым кабинет-секретарём, который ведал её личной канцелярией, доходами и расходами и в силу этого становился одним из самых приближённых к императрице людей, посвящённых во многие её дела и секреты.
По возвращении из Москвы в Петербург Завадовский стал не менее влиятельным царедворцем, чем Потёмкин. Сановники высших классов стали искать у него протекции, набивались в друзья, демонстрируя Завадовскому нерасположение к их вчерашнему кумиру — Потёмкину.
Потёмкину же осталась роль обиженного и незаслуженно отвергнутого её искреннего друга и почитателя, и в апреле 1776 года он попросился ехать в Новгородскую губернию для инспектирования войск. А поскольку он был вице-президентом Военной коллегии, такая просьба был небезосновательной. И всё же Потёмкин, вероятно, надеялся, что получит отказ. Однако последовало немедленное согласие, и Потёмкину, гордому, независимому и самолюбивому, не оставалось ничего другого, как столь же немедленно уехать.
Не успел он скрыться из глаз, как Завадовский переехал во дворец, а вскоре и занял потёмкинские апартаменты.
Кончина и свадьбы
Как раз в апреле 1776 года в царской семье произошло важное событие — великая княгиня Наталья Алексеевна должна была рожать первенца. Роды оказались не просто тяжёлыми, но более чем драматичными: после пятидневных беспрерывных мучений, 15 апреля, двадцатилетняя женщина скончалась. Погиб и ребёнок.
Екатерина почти всё время была при невестке, хотя давно уже резко переменила о ней мнение, считая её женщиной неприятной, неблагоразумной, расточительной и безалаберной. К тому же императрица знала о любовной связи невестки с Андреем Разумовским, которому Павел — по доверчивости и душевной простоте — разрешил поселиться в одном дворце с ним и Натальей Алексеевной.
Екатерина уведомила об этом и Павла, но Наталья Алексеевна сумела уверить мужа, что свекровь ненавидит её и распускает намеренно ложные слухи только для того, чтобы их поссорить.
А вот что писал об этом любовном треугольнике уже знакомый нам Тургенев: «Кто знал, то есть видал хотя издалека блаженной и вечно незабвенной памяти императора Павла, для того весьма будет понятно и вероятно, что дармштадтская принцесса не могла без отвращения смотреть на укоризненное лицеобразие его императорского высочества, вседражайшего супруга своего! Ни описать, ни изобразить уродливости Павла невозможно! Каково же было положение Великой княгини в минуты, когда он, пользуясь правом супруга, в восторге блаженства сладострастия обмирал!
Наталья Алексеевна была хитрая, тонкого, проницательного ума, вспыльчивого, настойчивого нрава женщина. Великая княгиня умела обманывать супруга и царедворцев, которые в хитростях и кознях бесу не уступят; но Екатерина скоро проникла в хитрость и не ошиблась в догадках своих!».