Когда он уехал, некоторые сослуживцы советовали мне покориться и просить капитана оставить его здесь, но я сказал:
- Покориться? ему? Ни за что в жизни.
- Ну, как знаешь, - сказал Касинец.
- У нас здесь не так уж и плохо, что ты так упрямишься, - сказал солдат Рыбицкий.
- Он меня сожрет. Ненависть ко мне глубоко засела в его куриные мозги, и не позволит ему оставить меня в покое.
К вечеру я собрал чемодан, нагрузил его книгами и отнес к Литвиновичам.
В чемодане были не только книги, но и дневники за прошедшие два года.
На следующий день капитан заметил, что сундука Витиного нет, и тут же забил тревогу.
- Я отнес его к знакомым, - сказал я.
- Покажите мне ваших знакомых.
- С какой стати?
- Это не ваше дело, выполняйте приказание, я ваш командир, вы остаетесь здесь на станции, никто вас никуда не переводит.
- Хорошо, пойдемте.
У Литвиновичей была только Алла. Она удивилась, что я пришел к ним с капитаном.
- Что вам нужно? - спросила она его, с презрением глядя на его жирное, начавшее покрываться морщинами лицо.
- Скажите, мой подчиненный оставлял у вас чемодан с книгами? - спросил капитан.
- Оставлял, а что?
- Так, ничего. Я просто думал, что он обманул меня и оставил свои вещи у кого из подозрительных неблагонадежных людей, а вы, я вижу, девушка из простой семьи и я теперь могу быть уверен, что... а вы дружите?
- Это мое дело, с кем я дружу. Вы не устраивайте мне допросов, я, слава Богу, не ваша подчиненная.
- Хорошо, хорошо, вы только не злитесь. Мы все обязаны проявлять бдительность, поскольку враги не дремлют. Желаю вам успехов в любви.
Когда вернулись в землянку, капитан построил взвод и, расхаживая перед строем, произнес речь.
- Дисциплина товарищи в нашем взводе должна стоять на первом месте. Этому нас учит товарищ Ленин, вернее вечно живой Ленин. Ефрейтор Славский систематически нарушал дисциплину и непочтительно относился к своему командиру. Я человек терпеливый и очень долго терпел его ухмылкам, особенно в первые дни, когда меня к вам назначили. Потом я начал замечать за ним вольномыслие, какие-то рассуждения, высказывания, оценки тем или иным событиям. Это противоречит воинским уставам. Солдат не должен рассуждать, думать, хоть и голова у него на плечах, он должен говорить только несколько слов, а именно: так точно, слушаюсь, есть, никак нет -и, - когда благодарят за службу, - служу Советскому союзу. Вот что он должен говорить. Ему, видите ли, вздумалось подавать рапорт о переводе в другую часть в тот момент, когда мы его никак не могли перевести, потому что некому было принимать сигналы. Но теперь у нас есть товарищ Касинец, который уже доказал, что без солдата Славского, станция будет функционировать точно так же, как и раньше. Теперь мы можем отпустить солдата Славского и мы его отпускаем. Я ему уже подобрал место, и я прослежу за тем, как он будет там служить. Есть ли ко мне вопросы?
- Кто следующий на очереди? - спросил рядовой Рыбицкий.
- Это военная тайна, - ответил капитан.
- Витя был хорошим работникам, - сказал Рыбицкий, - можно было его и у нас оставить.
- Я его просил подумать хорошенько, где бы он хотел служить. Так знаете, что мне ответил? - В любом полку буду служить. - А вот, чтобы попросить меня, как следует - не хватило духу. А теперь уже поздно: приказ о его переводе подписан. Так что, товарищ Славский, отправляйтесь в 605 полк. Там вас уже ждут.
23
Накануне нового года я с чемоданом, полным книг и одной авоськой, в которой тоже были книги, появился в штабе 605 зенитного полка.
- Вы к кому?- спросил дежурный с повязкой на руке.
- К майору Финкельштейну.
- Вам майор Филькенштейн? Ого, сам майор Финкельштейн! А знаете ли вы, что майор Финкельштейн великий человек, профессор марксистско-сталинских наук.
- Так точно.
- Тогда второй этаж, пятый кабинет. Свою поклажу оставьте здесь. Мало ли, что у вас там. А зачем так много книг? Для чего они вам? Уставы имеются в каждом подразделении. А, может, у вас там агитационная литература? Смотрите, а то Сибирь еще не заполнена предателями.
- Я уставы все выучил, а теперь читаю художественную литературу. А что касается агитационной, сам не прочь бы посмотреть, почитать, что там наши враги пишут о нас.
- За что вас Узилевский выгнал из штаба БВО. Здесь вам читать тоже не дадут.
- Посмотрим, - ответил я.
Я поднялся на второй этаж. В коридоре тихо, безлюдно, светло. Большие окна, глядевшие на спортивную площадку, наполовину завешены тонкими занавесками белого шелка.
Майор Финкельштейн сидел за овальным столом, грыз семечки. Я приложил руку к головному убору, стал навытяжку.
- Я направляю вас на командный пункт нашего полка, что расположен на Логойском тракте. Вы когда-то там служили, кажется, после окончания полковой школы. Будете связистом. Взводом связи командует наш замечательный офицер, старший лейтенант Слобода, извини, оговорился, Слободан. Мы вас ставим на довольствие, можете идти.
- Есть: можете идти!
- Неправильно!
- Есть: неправильно!
- Надо отвечать: слушаюсь! Распустили вас там, в штабе...
- Слушаюсь: распустили в штабе округа. Так точно, товарищ майор. Распустили нас тама.
- Ну, вот это другое дело, идите!