— Нелюдь? — делано удивился путник, пуская лошадь шагом и пристраиваясь позади обоза.
Словоохотливый детина охотно поделился впечатлениями:
— Да вечером на ночлег становиться думали, поляну покрасивше приглядывали, как нас стражников отряд нагнал. Кони здоровые, все в доспехах, железом бряцают! И как только выследить сумели, нелюди же тише мышей крадутся, а этих бы с двух полетов стрелы услышали и иглами своими утыкали.
— Может засаду устроили и в кольцо взяли.
— Да куда там! Едва ли с десяток с клеткой ехал, не иначе как сам Защитник милостью своей им способствовал.
— Клеткой? — путник приподнял брови.
— Самого ж главного не досказал! Живьем они девку лесную взять сумели! Потому и торопились, наместнику привезти хотят, а тот её казнит. Мы четвертого дня доберемся уже, обязательно смотреть пойдем! Да и вы, господин, заглянули бы, в крепости по этому случаю непременно праздник устроят, погулять будет где. В прошлый раз…
Путник рассеянно кивнул, явно думая о своем и давая здоровяку пуститься в воспоминания и смакование предстоящего события. Затем, дождавшись паузы в потоке слов, решительно взялся за поводья.
— Спасибо за беседу, но мне надо торопиться, дела ждут.
— Да осветят вам путь Пятеро!..
— …г-гвардеец, мой господин? Н-нет, не было никого из ваших, — трактирщик с трудом пытался протолкнуть нужные слова через внезапно пересохшее горло. — Пару д-дней назад был только чужак, но в Орсисс уехал тогда же…
Человек в черном доспехе, до этого пристально разглядывавший бледных притихших завсегдатаев и гостевую комнату, резко повернул голову.
— Как выглядел?
— Об–бычно, ваше милосердие, высокий, в п-плаще до пят… Волосы темные, в р-рыжину… — Вужак почувствовал, как у него подгибаются ноги, и поспешил прислониться к стойке.
У стоящего перед ним гвардейца чуть дернулся угол рта, словно благоговение и суеверный страх поселян забавляли его. Но сейчас это было полезно, потому что позволяло с уверенностью полагать, что местные врать не станут — желающих чем–либо обидеть бойца, выбранного Темным, и навлечь на себя немилость самого жуткого из богов было мало.
Хотя по сути гвардия служила лишь Императору, проходя в столичном храме со стенами цвета черного янтаря лишь общий отбор и обучение, навсегда перечеркивавшее предыдущую жизнь ученика и заменяя все желания и мечты одной целью — служить Высшему. Как ни странно, от соискателей не было отбоя. Принимали же лишь прошедших военную службу, самых верных и самых одаренных. После упорных тренировок гвардия, облаченная в приметную черную броню, несла службу в храмах столицы, выполняя задания Императора и охраняя его в поездках.
И из этих бойцов восьмерым самым лучшим лично Императором выдавались синие нашивки, которые означали, что именно им суждено стать его правой рукой и продолжением мысли, сопровождать его в любой момент жизни. Им же он доверял особенно важные личные поручения.
У троих, стоящих перед Вужаком гвардейцев, были синие отметины на доспехах.
— Лось! Лось еще у него был! Я сразу так и подумал, с гор, из столицы едет, наши–то кони лучше, земля твердая, ровная, разводим всяких, — на смену заикания к трактирщику пришла болтливость. — Он все про коников выспрашивал, про цены степняков, дорогу туда вызнавал, точно, сам туда и…
Краем глаза уловив движение сбоку, Вужак повернулся и с воплем отпрянул, обнаружив на расстоянии вытянутой руки от себя невесть как оказавшегося там четвертого бойца. Гвардеец, несмотря на доспех, двигался абсолютно бесшумно, казалось даже не дышал. На пол упали случайно задетые кружки, резко запахло пивом. Тот, что задавал вопросы, забавлялся уже в открытую, с видом кота, наблюдающего за мечущейся мышью. Затем вопросительно взглянул на вошедшего.
— Упряжь та самая.
И, не обменявшись больше ни словом, все четверо вышли, словно управляемые единым разумом. Чуть погодя послышалось конское фырканье, лязг конской сбруи и удаляющийся стук копыт.
Селяне наконец перевели дыхание. Вужак с трудом отвел взгляд от двери и ощутил ползущие по спине капли пота.
Стражей он настиг, когда стемнело. Обнаружить привал было несложно: опьяненные успехом, они грелись у большого костра, громко предвкушая награду и торжественный въезд в селище. Правда бдительности не теряли, около клетки всегда дежурили двое, временами проверяя состояние замка и веревок. Состояние пленницы их волновало меньше, главное живой и относительно целой довезти.
Путник осторожно изучал лагерь из кустов. В свете пламени прекрасно были различимы и периодически сменяющиеся караульные, и расположение добычи, и вооружение стражей, с головой выдававшее в них уроженцев столичных гор — у Грани местные предпочитали вещи не столько вычурные, сколько грубые, но прочные.