Нина и Ханна склонились в глубоких реверансах.
Брум указал рукой на женщину.
– Энке Бергстрин приняла на себя управление монастырем в Гефвалле после трагического исчезновения предыдущей хранительницы.
– Разве ее до сих пор не нашли? – спросила Нина голосом столь же невинным, как лепет младенца.
Было бы неплохо вынудить Брума занять оборонительную позицию, если он начнет задаваться вопросами, что произошло тогда в монастыре. А еще ей нравилось наблюдать, как он нервничает.
Брум переступил с ноги на ногу, метнув короткий взгляд на жену.
– Полагают, что она могла оказаться в крепости, когда прогремел взрыв. Монастырь брал в стирку одежду солдат.
На самом деле это было не более чем прикрытием их настоящей работы – присмотра за беременными гришами, которых пичкали юрда-паремом по приказу Брума.
– Но с чего бы матери-хранительнице отправляться туда лично? – настаивала Нина. – Почему бы просто не послать одну из послушниц или монахинь?
Брум стряхнул воображаемую пылинку со своей шинели.
– Справедливый вопрос. Возможно, у нее было какое-то другое дело или она просто решила проверить работу сестер.
А возможно, ее утащили в ад мои потусторонние помощницы. Кто теперь может сказать?
– Какая вы любознательная девушка, – заметила новая мать-хранительница.
Ее серо-голубые глаза блеснули под нахмуренными бровями, а губы сурово сжались. Неужели все хранительницы прямо из утробы матери появляются с таким кислым лицом? Или это раздраженное выражение приклеивается к лицу только после того, как они занимают этот пост?
– Простите меня, – потупилась Нина, присев в сдержанном реверансе. – Я не воспитывалась в монастыре, и, боюсь, по моим манерам это видно сразу.
– Ты не сделала ничего плохого, Мила, – сказала Ильва. – Нам всем любопытно.
– Что бы там ни произошло с прежней хранительницей, – быстро вставил Брум, – теперь энке Бергстрин заняла ее место и пытается навести порядок в монастыре после трагических событий в Гефвалле.
– Но зачем она здесь, пап? – спросила Ханна.
– Я не знаю, – резко ответил Брум. – Хранительница отказалась обсуждать цель своего визита в ваше отсутствие.
Хранительница отставила свою чашку в сторону.
– Вследствие разрушения крепости и усиления еретических настроений в Гефвалле монастырю пришлось ужесточить правила для своих послушниц и сильнее ограничить их свободу.
Еретических настроений. Нина просмаковала эти слова. Гефвалле стал первым шагом, первым устроенным ей чудом, когда Леони и Адрик спасли деревню от яда, хлынувшего в реку с завода. Вся затея была крайне безответственной, абсолютно необдуманной – но все сработало как часы. Она изучала науку обмана под руководством самого Каза Бреккера, и не существовало лучшего учителя. Двое гришей – фабрикатор и эфиреал – спасли жителей деревни. Чудо? Нет, просто хорошие люди, умеющие использовать свои способности, готовые подвергнуть себя гонениям, если не хуже, но все же спасти людей. Двое людей, которым теперь поклонялись как святым и ставили свечи в темных уголках, тайком, по всему Гефвалле. Санкт-Адрик Калека и Санкта-Леони Водная.
– Но какое отношение все это имеет к нашей дочери? – потребовал ответа Брум.
– В ходе осмотра монастыря мы нашли множество запрещенных вещей, включая рисованные иконы и языческие молитвенники.
– Они просто молоды, – вставила Ильва. – Я тоже бунтовала, когда была в их возрасте. Но именно благодаря этому я и стала женой дрюскеля.
Нина ощутила резкий болезненный укол, заметив, какими теплыми взглядами обменялись Брум и его жена. Ильва была из хедьютов, которых на севере считали богоподобными, живущих на затерянных берегах неподалеку от Кенст Хьерте, Разбитого Сердца. Неужели в юности она была похожа на Ханну – такая же неукротимая? Полная любви к земным просторам и вольному небу? Казался ли ей Ярл Брум, юный солдат из самой столицы, загадочным и чужим? Нина полагала, что Брум всегда был чудовищем, но, возможно, он превратился в монстра со временем.
– Мы не можем так рассуждать, – возразил Брум. – Эти веяния должны быть искоренены до того, как укрепятся, или вся Фьерда может сойти с пути истинного.
Хранительница кивнула.