Николай дал знак второй волне атакующих приготовиться, в то время как их флайеры старались подобраться к фьерданским позициям достаточно близко, чтобы обстрелять транспортер и самим не попасть под перекрестный огонь.
И тут он услышал его, звук, напоминающий мерное тум-тум-тум, словно биение сердца, слишком ровное для громовых раскатов.
Все головы повернулись на восток, к небу, в котором три огромных дирижабля – больше, чем любые другие воздухоплавающие машины, виденные Николаем прежде, – показались из-за облаков. На их корпусах не было керчийской летающей рыбы. Там горели оранжевые звезды земенского морского флага.
– Они пришли, – выдохнул Николай. – Думаю, ты задолжал мне извинения.
Толя нахмурился.
– Признай, что ты тоже в этом сомневался.
– Я надеялся. Надежда – совсем не то же самое, что сомнения.
Николай знал, что дипломатические переговоры Зои с керчийцами заранее обречены на провал. Знала это и она сама. Керчийцы всегда руководствовались только выгодой и наверняка собирались держать нейтралитет. Но Равке необходимо было изобразить просьбу – причем весьма отчаянную – о помощи. Нужно было убедить керчийских и фьерданских шпионов, что у них нет союзников.
За несколько месяцев до этого Николай отдал керчийцам именно то, что они требовали: планы постройки и вооружения моросеев, подводных кораблей, которые можно было использовать, чтобы нанести удар по морской торговле земенцев, уничтожив их флот. Керчийцы именно так и поступили. Но они и понятия не имели, что на тех кораблях, которые они с таким успехом уничтожили, не было ни людей, ни груза. Это были корабли-призраки, приманка, отправленная в море, чтобы подарить керчийцам иллюзию успеха, в то время как земенцы переместили свои торговые пути в небо с помощью равкианских технологий постройки дирижаблей.
Керчия могла оставить себе море. Ведь у земенцев были небеса. Равка сдержала слово, отдав Керчии именно то, что та требовала, но не то, что ей было нужно. Этот урок Николай получил от своего собственного демона.
– Керчийцы придут в ярость, когда все узнают, – сказала Тамара.
– Делать людей счастливыми не входит в обязанности королей, – ответил Николай. – Вот будь я булочником или кукловодом…
Пока они смотрели, в днищах кораблей распахнулись люки, и оттуда плотным облаком вылетел серовато-зеленый порошок.
– Шквальные! – рявкнула Нина, лицо которой теперь сияло, а по щекам струились слезы. И равкианские флайеры в воздухе, и гриши на земле в едином порыве направили порошковый антидот на полк одурманенных гришей.
Антидот покрывал их фигуры, как толстый слой изморози, и Николай увидел, как они изумленно поднимают руки к лицу. Затем они подняли лица к небу, глубоко вдыхая порошок. Сейчас они были похожи на детей, впервые попавших на магическое представление. Они открывали рты, высовывали языки. Он видел, как они поворачиваются друг к другу, словно очнувшись от кошмара.
– К нам! – скомандовала Тамара, как только они с Толей двинулись вперед, стрельбой прикрывая пленных гришей.
Рука в руке, истощенные гриши ковыляли к равкианским линиям, к дому и свободе.
Фьерданские офицеры приказали солдатам открыть огонь по уходящим гришам, но флайеры Николая были начеку. Они начали обстрел фьерданских линий, заставив неприятеля спешно искать укрытие.
Равкианские гриши и солдаты двинулись навстречу, готовые подхватить своих измученных друзей. Те и в самом деле напоминали призраков, странных духов, покрытых серебристой пылью.
– Ваше величество? – пораженно окликнула Амелия, когда Николай перекинул ее руку себе на плечи. Ее ресницы покрывал слой порошка, зрачки были расширены.
Николай видел, как повсюду фьерданцы ломают строй под напором смуты, вызванной прибытием земенцев. Небеса кишели земенскими и равкианскими флайерами. Фьерда лишилась своих гришей-убийц, и половина фьерданских танков лежала на поле боя дымящимися обломками.
Николай, в числе прочих, спешно миновал поле, ведя с собой бывших пленников. Он передал Амелию целителю, а затем потребовал лошадь и крикнул Толе:
– Идем!
Ему хотелось увидеть всю картину с воздуха. Добравшись до взлетной полосы, они запрыгнули во флайер. Мотор взревел, и они рванули ввысь.
Вид сверху одновременно дарил надежду и ужасал. Фьерданские линии были смяты, они отступали, но какой бы короткой ни была битва – даже не битва, скорее, стычка, – ущерб потрясал. Котлован, полный грязи, вырытый гришами-фабрикаторами, воронки от мин и борозды от гусениц, изуродовавшие землю. Тела, лежащие в грязи: фьерданцы, равкианцы, гриши в ярких кафтанах, хрупкие истощенные пленники, не сумевшие перейти поле.