– Вы должны посетить церемонию венчания, – наставлял Йервей. – Все ваши министры будут ждать этого от вас. Ведь это шаг к осуществлению их планов о мире. Они полагают, что вы должны быть в восторге.
– На твой взгляд, я выглядела недостаточно восторженной?
– Вы, как, впрочем, и всегда, были идеальной королевой. И лишь я заметил определенные знаки.
– Министры, слишком много замечающие, рискуют однажды лишиться зрения.
– А королевы, слишком мало доверяющие, рискуют однажды лишиться трона.
Макхи вскинула голову.
– Что ты этим хочешь сказать?
Только Йервею была известна правда – и речь вовсе не о деталях ее планов убийства короля Равки и собственной сестры. Он был личным доктором ее матери и бабушки. И он находился у смертного одра ее матери, когда королева Кейен Кир-Табан, Небеснорожденная, назвала своей преемницей Эри, а не Макхи. Каждая королева из рода Табан имела право сама выбирать свою преемницу, но почти всегда ею становилась старшая дочь. Так было на протяжении сотен лет. Макхи должна была стать королевой. Она была рождена для этого, ее для этого растили. Она была столь же сильна, как любая из Тавгарадов, умело управляла лошадью, являлась блестящим стратегом, коварным, как паук. И все же. Ее мать выбрала Эри. Мягкую, милую, очаровательную Эри, обожаемую народом.
– Обещай мне, – потребовала тогда мать. – Обещай мне, что последуешь моей воле. Поклянись в этом перед Шестью Стражами.
– Я обещаю, – прошептала Макхи.
И Йервей все это слышал. Он дольше всех остальных служил у матери советником, и Макхи даже представления не имела, сколько он уже живет на этой земле. При этом он, казалось, совсем не старел. Она смотрела на него, прямо в слезящиеся глаза на морщинистом лице, и гадала, не рассказал ли он матери о совместно начатой ими работе, о секретных экспериментах, о зарождении программы по созданию кергудов. Ведь это вполне могло привести к передаче трона Эри.
– Но Эри не хочет править… – сделала попытку Макхи.
– Лишь потому, что она всегда полагала, что править будешь ты.
Макхи взяла руку матери в свои.
– Но я и должна. Я училась. Меня к этому готовили.
– Но ни один из уроков не научил тебя доброте. Ни один из наставников так и не смог научить тебя милосердию. Твое сердце жаждет войны, и мне непонятно почему.
– У меня сердце сокола, – гордо ответила Макхи. – Сердце истинной Хан.
– Речь о воле сокола. А это совсем другое дело. Поклянись мне, что сделаешь, как я сказала. Ты из рода Табан. Мы хотим того, что нужно стране, а стране нужна Эри.
Макхи не стала рыдать и спорить; она просто принесла клятву.
И с этим ее мать испустила последний вздох. Макхи вознесла молитвы Шести Стражам, зажгла свечи в память о всех ушедших королевах Табан. Она прибрала волосы и отряхнула руки о шелковый подол своих одежд. Вскоре ей предстоит надеть голубой – цвет скорби. И ей воистину было о чем скорбеть – о потере матери, о потере короны.
– Вы сами скажете Эри или придется мне? – спросила она у Йервея.
– Скажу ей что?
– Моя мать…
– Я ничего не слышал. Рад, что она отошла легко.
Так, над остывающим телом ее матери, сложился их союз. Так появилась новая королева.
И вот теперь Макхи стояла, облокотившись на перила террасы, и вдыхала ароматы цветущих садов – жасмин, сладкий запах апельсинов. Она слушала смех племянницы и мальчишки-садовника. Забирая корону у сестры, она не понимала, как мало это изменит, что ей по-прежнему постоянно придется соревноваться с доброй, рассеянной Эри. И только одно может положить конец этим мучениям.
– Я буду на венчании сестры. Но сначала мне необходимо отправить послание.
Йервей приблизился.
– Что вы задумали? Знаете, ваши министры прочтут это послание, даже если оно будет запечатанным.
– Я не глупа.
– Можно совершить глупость и не будучи глупцом. Если…
Йервей резко умолк, не закончив нравоучительную речь.
– В чем дело? – спросила Макхи, проследив за его взглядом.
Тень двигалась сквозь сады слив у дворцовых стен. Макхи подняла глаза, ожидая увидеть воздушное судно, но небеса были чисты. Тень продолжала расти, растекаясь, как чернильное пятно, прямо в их направлении. Деревья, которых она касалась, падали, как подкошенные, чернели на глазах и тут же исчезали, не оставляя никаких следов – лишь выцветшую землю и завитки дыма.