– Хорошо, – передразнила она и улыбнулась. Желчно. Одним уголком рта. И голос её источал презрение. – А что насчёт Хисына? Какое ты имел право, – споткнулась, набрала в рот побольше воздуха, – лезть в мою личную жизнь.
– Он должен заплатить по заслугам, – Тэхён чувствовал полную свою правоту в этом вопросе. Возможно с арендодателем он и правда переборщил, но этот мудак… Он заслуживал всех кар, которые только могли свалиться на его голову.
– Ты у нас стал борцом за справедливость? – И вновь этот жуткий, пробирающий до костей голос. Голос, в котором нет любви.
– Нет, – он старался сохранять спокойствие, однако получалось не очень, – но я не могу позволить, чтобы человек, причинивший тебе столько боли, не понёс наказание.
– А ты?
– Что?
– Тебя кто заставит заплатить?
Она следила за ним, словно удав за кроликом. Наблюдала, как доходит до него смысл сказанного, как дёргается кадык, как руки сжимаются в кулаки. Тэхён смотрел на неё, и не понимал: почему она так поступает. В тот день, когда они расставались, у него сердце рвалось на лоскуты от осознания того, что она продолжает его любить. Он причинил боль человеку, который его обожал. И от этого было худо в двойном размере.
Однако она сравнила его с Пак Хисыном. Она сравнила его с человеком, лишившим её достоинства, забравшем у неё всё. Сравнила его с извращенцем и полной мразью. Неужели в её глазах они одинаковые? Неужели он стал настолько ей отвратителен?
– Он не только с тобой так поступил, – попытался оправдаться, уже не чувствуя былой уверенности.
– Мне всё равно, – перебила его холодно и раздражённо, – я не хочу слышать о нём ничего. Вообще ничего.
– Ты больше не услышишь, – дал обещание, в ответ на которое она зло усмехнулась.
– Оставь его в покое, – отчеканила едва ли не по слогам.
– Дженни, – заметил, как она дёрнулась от собственного имени, – он ужасный человек и должен понести наказание. Я клянусь, что ты больше никогда не столкнёшься даже с отзвуком его имени. Честно.
– Послушай, – она дышала тяжело, будто бы не спокойно разговаривала, а готовилась к бою, – мне и так больно. Можешь представить насколько? – Дождалась утвердительно кивка, хмыкнула. – Ты не можешь. И, Тэхён, в этом вся беда. Ты даже не представляешь, какую боль мне причинил. Но это в прошлом. Я об этом забуду. Почти забыла. Только ты… Ты напоминаешь о себе, ты делаешь вещи, которые противоречат моим убеждениям, ты врываешься в мою упорядоченную жизнь, – она махнула рукой, – и вновь её рушишь. Если ты когда-то уважал меня, то, пожалуйста, оставь его. Оставь Хисына в покое.
– Почему? – Его терзали её слова и её признания, но ещё он просто не понимал, из-за чего она не хочет дать правосудию совершиться.
– Потому что я не хочу быть связана с ним. И потому что я верю в то, что ему обязательно воздастся. Рано или поздно.
– Но могут быть другие жертвы! – Он начал распаляться, злился из-за её установок, странных и беспричинных.
– И ты хочешь повесить вину за это на меня?
Он осёкся. Она смотрела на него так, будто бы впервые видела. Будто бы он был навязчивым незнакомцем. Просил у неё милостыню на соджу где-то в метро или возле круглосуточного магазина. С брезгливостью и жалостью.
Как она смогла так быстро измениться? Как она смогла потерять все свои чувства за два месяца? Пока он страдал и корил себя, она, видимо, обо всём забыла и неплохо устроилась. Ещё и эти чёртовы кроссовки!
Гнев застилал ему глаза. Хотелось кричать на неё и спрашивать: зачем же она так вытравила ему душу, зачем привязала к себе своей любовью, зачем вообще оказалась в его жизни, если теперь так легко отказалась от него?
Он перевёл взгляд с красивого, но отстранённого её лица на зеркало. Не мог больше видеть в этих глазах – больших и некогда искрящихся любовью – отстранённость.
Он любил даже её макушку: волосы чуть всколочены, и пробор неровный. Плечи немного сутулые. Её ладони, сложенные в замок за спиной, совершали какие-то невообразимые действия. Она выламывала себе пальцы, царапала ногтями кожу, и отдирала с ногтей кутикулу.
Похоже, Дженни Ким наконец-то научилась врать близким людям.
Он посмотрел на её лицо – надменное и холодное, а потом на руки, выдающие всё её напряжение, весь невроз, который она испытывала. Она сходила с ума. Она сходила с ума точно также, как и он. Почему-то знание это ни капли не успокаивало. Делало ещё больнее.
– Дженни, – позвал её, – ты всё ещё меня любишь?
Она опешила. Напряглась вся, ещё более истерично зашевелились пальцы. И лицо её – до этого мгновения безупречно держащее маску – дало слабину. Скорбно опустились уголки губ, а глаза затопила такая печаль, что Тэхён почувствовал, как она и на него перекинулась. Добавилась к собственной, и он качнулся под тяжёлым грузом. Или от алкоголя. Или от всего сразу.
– Нет, – сказала она, – вся любовь умерла, – и голос её был полон уверенности. Он бы поверил. Поверил, если бы не её ладони.
– Зачем ты врёшь? – Спросил, и не сразу осознал, что произнёс это вслух.
– Вру? – Она прищурилась, тело её чуть приблизилось к нему, будто бы Дженни готовилась к нападению. Она наконец-то достала руки из-за спины, вцепилась пальцами в бёдра так, что побелели костяшки – и так все расцарапанные. – Да, какого чёрта ты несёшь вообще?
– Ты же врёшь, – он не хотел доводить её, просто нуждался в том, чтобы понять: зачем она так поступает?
– Ким Тэхён, – она запнулась, будто бы имя его было каким-то жутким заклинанием, – может быть внутри меня и осталось что-то. Осталась любовь к тебе. Но мне она не нужна. Я не тебя люблю. Я люблю того парня, которого выдумала. Которым ты никогда не был. И эта иллюзия – она просто не может быть долговечной, – усмехнулась, и руки её взлетели, указательный палец остановился в сантиметре от его груди, – она исчезнет совсем скоро. Также, как и ты исчезнешь из моей жизни.
– Ты не сможешь меня простить? – Её слова проникали в него. Оседали камнями на сердце, на лёгких, делали существование затруднительным.
– Я тебя почти ненавижу, – она посмотрела ему прямо в глаза. И Тэхён понял, наконец, зачем она так отчаянно играет. – Ты делаешь меня плохим человеком. Я противна сама себе. И ты мне тоже противен. Мне не нравится думать о тебе, вспоминать о тебе и видеть тебя. Потому что тогда я осознаю, какой была дурой. И то, что ты со мной делаешь, – покосилась на его наряд, – тоже выводит меня из себя. Ты заставляешь меня чувствовать себя виноватой. А я невиновна, Тэхён. Так что, будь добр, оставь меня в покое.
Она говорила ему всё это, и ни на секунду не дрогнул её голос, нигде она не запнулась и даже руки её жестикулировали, помогали донести до него суть. Только с глаз спала пелена. И за тонкой шторкой холодности и злости оказался страх. За него страх. За парня, который её предал.
Тэхён хорошо её изучил. И поэтому быстро справился с головоломкой. Мужские кроссовки – любимой фирмы Чонгука, то, что друг не приехал к нему в обычное время, её удивление от его внешнего вида, но всё же не такое яркое, каким оно должно было быть. И Чонхён, конечно, не стал бы ждать так долго, чтобы с Дженни связаться. Она хотела, чтобы он справился. Хотела, чтобы он перестал себя убивать. И по этой причине убивала себя сама.
Её всю воротило изнутри от этих слов – неправдивых ни на йоту. Её корёжило, но она настойчиво продолжала говорить что-то ещё. О том, как рада от него избавиться. О том, как счастлива в новой жизни. О том, что ему стоит найти себе занятие по души. Много-много слов, каждое из которых должно было отвратить его от неё. Заставить его разлюбить её. И саму Дженни – уничтожало.
– Я понял, – сказал хрипло, потому что в горле застрял ком размером со вселенную. Ему было стыдно. Стыдно за то, что он заставил пережить свою девушку. Своего самого любимого человека на свете. Через что он принудил её пройти. – Я уйду. И больше тебя не потревожу.
Она встрепенулась. Вцепилась в него глазами, ища подвох. Но Тэхён не лукавил. Стоял перед ней будто бы голый. Обнажив душу и сердце. Пусть видит она, что он осознал всё. Пусть знает, что незачем ей больше так мучиться. Он не позволит. Он больше никогда не заставит её страдать. Никогда.