Дженни вернулась домой нагруженная пакетами, и как-то так получилось, что готовить они стали вместе. Она нарезала овощи, Тэхён жарил мясо, и молчание было не напряжённым, а спокойным и уютным.
– Передай нож, пожалуйста, – попросил, и она, не задумываясь, протянула ему прибор. Подушечки их пальцев соприкоснулись. Всего на мгновение – больше она просто не выдержала, убрала руку. Но и за это мгновение оказалось, что он – её личная электростанция, потому что электричество начало курировать по венам вперемешку с кровью. Дженни тряхнуло, и она уставилась на дощечку, на которой шинковала капусту. Ничего. Это нормально. Эта реакция – отголосок прошлого. Пройдёт.
Больше он ни о чём её не просил. Они закончили в полной тишине — разрушилось и спокойствие, и уют. Только всё равно было хорошо. Без причин.
Дженни купила бутылочку вина – недорогую, но прилично выглядящую, – и не задумываясь, достала её из холодильника, как только стол был накрыт.
– А где тут штопор лежит? – Поинтересовалась, всё ещё не понимая, что делает. Тэхён указал на один из шкафчиков. – Достань бокалы, ладно? – Сказала, пытаясь открыть бутылку. Пробка зашла как-то слишком глубоко, у неё плохо получалось. – Чёрт, – пробормотала себе под нос после того, как едва не сломала ноготь.
– Давай я, – он не дождался ответа, ловко вытащил пробку и всунул вино обратно ей в руки. Поставил перед ней один бокал.
– Ты не хочешь? – Она наконец-то осознала, о чём его спрашивала. Покраснела, и голос её стал выше на два тона: – Прости, я не должна была… Боже, мне очень жаль. Правда. Это неуместно… Жутко…
– Дженни, – позвал, и она подняла голову, – не парься. Всё нормально. Если я не пью, это не значит, что тебе тоже нельзя. Будет куда хуже, если ты начнёшь скрываться или ходить передо мной на цыпочках. Я в порядке.
И он сам налил ей вино, а себе – воду. Поднял бокал, предлагая чокнуться. Она, всё ещё жутко смущённая, осторожно подняла свой.
– За твой приезд, – произнёс торжественно, и сделал большой глоток.
Она не нашлась, что ответить, и просто пригубила напиток.
Они ели в тишине, только изредка вставляя восхищённые реплики относительно вкуса блюд. Однако Дженни быстро захмелела: то ли из-за джетлага, то ли из-за усталости, то ли из-за него. И взгляд её зажил отдельно, и она всё никак не могла перестать на него смотреть. На его ресницы, которые она сосчитала, хотя количество их, конечно, изменилось, на морщинку на переносице, которая стала глубже, на скулы, которые так приятно было целовать, уворачиваясь от наглого его рта.
– У меня что-то на лице?
– Ты бросил пить? – Возможно, она не имела права на этот вопрос. Она сто процентов не имела права на этот вопрос. И всё же она его задала.
Он чуть нахмурился, уголки губ поползли вниз, чтобы тут же вернуться в своё привычное состояние – благожелательной улыбки.
– Я от всех своих зависимостей избавился, – покосился на пачку сигарет, лежащую на столешнице: он выходил покурить несколько раз за ужин, и Дженни в эти минуты могла хоть чуточку передохнуть и прийти в себя, – ну, почти от всех.
Она заткнулась, переваривая информацию. Не то чтобы она не знала об этом. Конечно, выпытывала у сестры, пусть не очень часто, но несколько раз в месяц – точно, как там Тэхён. И даже Чонгуку звонила в жутких приступах истерики, когда казалось, что с ним случилось нечто ужасное. Несмотря на то, что она могла рыдать в трубку и в три часа ночи по корейскому времени, он всегда ей отвечал. Клялся, что Джису не врёт ради её успокоения. Тэхён прошёл длинное лечение, постоянно посещает психотерапевта и даже несколько раз сходил на всякие собрания для алкоголиков.
Дженни видела, что он действительно в порядке. Завёл собаку, хорошо кушает, вновь набрал вес. Из его глаз пропала обречённость, только где-то в глубине плескалась тоска – такая болезненная, что страшно было в ней утонуть.
– Ты в порядке? – Наконец-то не выдержала и спросила прямо. – У тебя всё хорошо?
– Да, – он не слишком долго думал над ответом. Она знала – не врал. – Я много работал над тем, чтобы справиться со своими… Травмами? – Даже вопросительная интонация не заставила её вмешаться. – Было тяжело первое время, но сейчас всё хорошо. Говорят, мне повезло. Молодость и крепкий организм не позволили сдохнуть, – заметил, как она дёрнулась, поспешил успокоить, – но я это пережил. Больше Джису с Гуком страдали. Твоя сестра меня сперва ненавидела, а теперь жалеет, – усмехнулся, – она всё знает.
– Всё? – Спросила Дженни одними губами.
– Да, – он в некотором роде был безжалостным в тот момент. Исповедовался ей. – У меня случались срывы. Не так много, но всё же. В один из таких я приполз к ним в квартиру и умолял её меня простить. Тебя не мог ведь.
– Почему ты мне не позвонил ни разу? – В ней говорило не эго – нужда.
– Как бы я посмел? – Рассмеялся так искренне, что ей стало неловко. – Я несколько телефонов разбил, но знал, что никогда тебя не потревожу. Никогда. Это обещание я выполнил.
Он не выполнил, конечно.
Он тревожил её постоянно.
– Спасибо, – её губы действовали против воли.
– Я многое понял, – когда он хмурился, неожиданно становился похож на мальчишку. Юного и беззаботного. Только вот она знала, каким он был. – Чимин, знаешь, чувствовал себя очень виноватым.
– Ты и с ним поговорил?
– Да. Это правильно, что так всё произошло, я думаю. Что ты именно в тот момент узнала.
– Правильно? – Дженни превратилась в эхо. Опять. Воспоминания потеряли цвет, как и обида. И всё же они жили в ней, цеплялись за её внутренностями корнями, вряд ли могли хоть когда-то окончательно её покинуть.
– Ты уехала. Ты же счастлива сейчас? – Он смотрел на неё безо всякого смущения, весь вид его выражал искренний интерес.
Она счастлива?
– Да, – ответила, – счастлива.
Улыбка расцвела на его лице, и Тэхён стал ещё красивее.
– Я рад, – говорил искренне, она чувствовала это не только на ментальном, но даже на физическом уровне, – ты этого заслуживаешь.
– А ты?
– Заслуживаю ли счастья? – Он воспринял вопрос серьёзно, задумался. И Дженни, хотя имела в виду совсем другое, затаила дыхание.
– Да? – Посмотрел на неё так внимательно, будто умел читать по лицам. Увидел что-то, придавшее уверенности. – Думаю, да. Заслуживаю.
– И ты счастлив? – Она понимала, что доставляла ему дискомфорт этими вопросами, но иначе – не могла.
– Я к этому стремлюсь. Знаешь, – набрал в рот побольше кислорода, – я не совсем уверен в том, что мне надо. Никогда над этим не задумывался. Не мечтал. И сейчас ищу. Чимин уехал, и я попал на его место в компании. Как-то так получилось. Там неплохо. У меня получается. Только тот ли этот восторг, какой я видел у тебя, когда мы были на концерте?
– Мой восторг тоже поубавился, – хохотнула, – ожидания штука опасная.
Они погрузились в размышления. Дженни недоумевала: как могла сложиться судьба таким образом, что для неё Чимин стал едва ли не дьяволом, а Тэхёну – помог? Хотел искупить грех? Только вот он вряд ли в них верил. Как получилось так, что они – люди, по всем законам логики и мироздания, обязанные ненавидеть друг друга, – спокойно ужинают и получают от этого удовольствие? Как вышло, что она – Дженни – чувствует себя так счастливо рядом с ним? Будто бы и не было разрушительного их прошлого. Точнее, будто бы оно больше не причиняет такую боль.
Поев, они разошлись по своим комнатам, пожелав друг другу спокойной ночи. Она захватила с собой вино, но почти не пила. Пыталась оформить мысли, чтобы сделать запись в дневнике: это стало привычкой за год вдали от дома. Только она не обо всём подряд писала, а лишь о хорошем. О вещах, которые заставили её улыбнуться.
Некоторые дни были совсем печальными, а другие – полными радости. Она улыбалась из-за вкусных круассанов, красивого заката и похвалы на работе. Она улыбалась из-за смеха Джису, повышения зарплаты и возможности помогать молодым музыкантам. Благодаря дневнику, Дженни каждый день напоминала себе, что хороших моментов в её жизни больше, чем плохих.