«Так будьте же готовы, дети мои, и точите мечи».
«Я сказал».
Вернувшись однажды вечером с концерта, Старков обнаружил в почтовом ящике какую-то бумажку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась повесткой из военкомата. Она предписывала явиться завтра на призывной пункт с вещами и коротко подстриженным.
— Ну уж фиг! — рассердился Старков и выбросил ее в мусорное ведро.
Через неделю пришла еще одна повестка, и Старков забеспокоился.
— Что они там, с ума все посходили? — ошарашено пробормотал он, — меня — в армию?! Мне и тут хорошо! Да и поклоннички не отпустят…
Он в гневе разорвал повестку и отправился в гастроном за портвейном.
Третья повестка по объему превосходила две первые, вместе взятые, а в тексте ее то и дело мелькало слово «милиция».
— Чего они ко мне прицепились? — недоумевал Старков. — Дык ведь не делаю, вроде, ничего, и вдруг — на тебе! А ведь заберут, ублюдки…
Обдумав за ночь возможные варианты уклонения от армии, Старков наутро отправился в ближайшую поликлинику добывать справки. Странствуя из кабинета в кабинет и симулируя различные болезни, он потерял целый день, но так ничего и не добился. Дерматолог с первого взгляда распознал гуашь в страшных пятнах на старковских щеках; грелка с водой, при помощи которой он хотел изобразить бульканье в легких, была виртуозно взрезана терапевтом, а хирург с легкостью обнаружил недостающую ногу, просто зайдя Старкову в тыл.
Сотрясение мозга тоже не удалось симулировать.
— Вам, батенька, нечего сотрясать, — с улыбкой пояснил старичок невропатолог.
Остальные врачи тоже злорадно улыбались и, прописав Старкову витамины, выпроваживали вон.
На следующий день Старков посетил психдиспансер, где его, почему-то, признали абсолютно нормальным.
— Сами вы нормальные! А я псих! псих я! — вопил Старков, когда дюжий санитар вышвыривал его на улицу.
Но Старков не сдался. Теперь он день за днем ходил по разным больницам, выклянчивая справки и демонстрируя безумие, злокачественные язвы и опухоли, глухоту, слепоту и тяжелые формы заикания, а также наследственный псориаз и отсутствие рук и ног.
Но дело не клеилось — в лучшем случае его просто выпроваживали за дверь, а в худшем — снова отправляли в психбольницу, где дебил-санитар пинками прогонял его за ворота.
Всецело поглощенный этим занятием, Старков не заметил, что миновал уже порядочный срок, и однажды утром, выходя из дома, столкнулся с отрядом милиции, командир которого спросил у него, в какой квартире живет некий Старков. Лихорадочно надевая темные очки, тот довольно удачно притворился глухонемым и бегом скрылся за углом, изрядно удивив недогадливого сержанта.
Опасаясь преследования, Старков по привычке направился в больницу, где раздобыл белый халат и смешался с медперсоналом, изображая то новенькую медсестру, то глухого профессора, а то и инспектора из Всемирной Организации Здравоохранения. Заметив, что некоторые кабинеты пустуют, Старков забирался в них и принимал там больных, с умным видом выписывая невразумительные рецепты. В аптеках, правда, нимало не смущаясь, бойко выдавали по ним лекарства, принимая чудовищные его каракули за латынь. Частенько за рецепт принимали старковскую подпись, отпуская покупателям новейший американский антибиотик «Старкомицин». Почти все больные благополучно выздоравливали. Однажды, во время субботника Старков целый день прятался в рентгеновском аппарате, от чего на всех снимках, сделанных в тот день, маячили различные части невероятно худого скелета, череп которого злорадно ухмылялся. Прежде чем аппарат успели разобрать, Старков перебрался в кабинет психиатра, временно ушедшего в отпуск по состоянию здоровья.
Здесь он задержался дольше всего, пачками отправляя приходящих больных в психдиспансер с диагнозом «Вирусная шизофрения». Многие из них впоследствии действительно тронулись, не выдержав старковских кривляний и ударов молотком по различным частям тела. Местечко было теплым, и Старков был не прочь задержаться здесь подольше, однако, при попытке отправить в дурдом настоящего психиатра, который вернулся из отпуска, он был разоблачен и выставлен за дверь. Пока разъяренный врач названивал в милицию, Старкова уже и след простыл.
Зная, что дома его ждет засада, Старков пристроился к группе младших школьников, направляющихся на экскурсию в музей. К сожалению, ему приходилось часто переходить из одной группы к другой — бдительные учителя сразу распознавали в странном верзиле, с тупым видом облизывающем мороженое, воспитанника исправительной колонии и с криком его прогоняли.
После шестой экскурсии из музея Старков не вышел, соблазнившись теплом и тишиной. Бывшие его приятели, изредка заглядывая в музей, подолгу задерживались у стенда с фигурами первобытных людей, восклицая:
— Оппаньки, Михалыч, смотри — Старков стоит! Вылитый! Не будь он в армии, позвали бы его посмотреть…
Однако, и тут возникли проблемы. Чучела в музее с аппетитом ела моль, с которой сотрудники боролись, щедро посыпая их нафталином. Запаха его Старков не переносил, и в один прекрасный вечер фигура Гейдельбергского человека исчезла из витрины, немало удивив сторожа Федотыча, который спросонья наблюдал ее уход. Сторож Федотыч с тех пор заваливал письмами с описанием этого события все научно-популярные издания, в результате чего попал в психдиспансер, откуда уже не вышел.
Старков же, в шкурах и голый по пояс, метался по городу, пока случайно не попал на съемочную площадку, где молодой режиссер-авангардист снимал сцену бала. Вконец ополоумевший Старков, с криками «Не подходите, ублюдки!» стал размахивать дубинкой направо и налево.
Режиссер оживился:
— Боже, кто это? Уберите этого придурка! А впрочем, нет, стойте! В этом что-то есть… Какая сцена! Снимаем, снимаем! «Оскар» у меня в кармане!
Так Старков попал на киностудию, где его стали приглашать на второстепенные роли. Однако, студия размещалась неподалеку от милиции, и Старков, опасаясь быть узнанным, стал гримироваться. Коллеги актеры сперва считали его чудиком, но затем единодушно признали гением перевоплощения. Постепенно его стали приглашать на главные роли, принесшие ему зрительскую популярность. Он играл Дон Кихота, Тиля Уленшпигеля, Дубровского, Жака Паганеля, Шерлока Холмса, и даже получил «Оскара» за роль тени отца Гамлета. Но особенно Старков блистал в роли Дзержинского в фильме «В бурях рожденные», премьера которого состоялась в день милиции, в актовом зале МВД.
Как раз перед этим многим работникам сыскных органов раздали фотографии злостного дезертира Старкова, приказав задержать его во что бы то ни стало. Едва Железный Феликс появился на экране, по залу прошел странный гул. На киностудию сразу же была отправлена группа захвата, которая оцепила здание и в мегафон потребовала выдачи Старкова.
Старков в этот момент играл знаменитого супершпиона 00-С в телесериале «Тайна оперного театра». Соответственно, там и проходили съемки. Узнав, что за ним снова охотится милиция, он пробрался в гримерную, где преобразился в маленького лысого толстяка и покинул студию, прихватив огромный мешок с костюмами, фальшивыми усами, бородами и коробками с гримом. После смерти Мэрилин Монро этот случай считается одним из самых загадочных в истории кинематографа. Режиссер же с горя начал пить и впоследствии попал в сумасшедший дом, где и пребывает до сих пор.
Приближался Новый Год. На улицах города появились толпы Дедов Морозов. Воспользовавшись этим, Старков заперся в кабинке туалета, извлек из мешка костюм Санта Клауса, приклеил бороду, вышел и смешался с прохожими. Милиционеры упорно не обращали на него внимания, и Старков настолько обнаглел, что даже пришел в свою квартиру поздравить с Новым Годом самого себя. Поводив с работниками КГБ хоровод вокруг елки, Старков подарил им по конфете и ушел, унося в мешке аккордеон, который он незаметно туда запихнул.
Жить сразу стало интереснее. Часто, стоя под новогодней елкой, он играл на аккордеоне различные вальсы, польки, баркаролы и тарантеллы к вящему удовольствию гуляющих, охотно наполнявших футляр от аккордеона деньгами.