Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

[354], поскольку не принимаются во внимание имевшие место влияния со стороны русских и немецких мыслителей, он дает все же правильное представление об одном из наиболее важных источников мысли Гурвича.

Вот как говорит об этом влиянии сам Гурвич в автобиографическом очерке: «Позитивная доктрина Прудона оказала на меня значительное влияние. Меня привлекали его представление о природе социального как немыслимого вне социальных акторов ни в качестве высшего существа, ни в качестве внешнего по отношению к ним объекта; его принципиальный социальный плюрализм, направленный на уравновешение различных групп; его негативная диалектика; демонстрация им относительности любых прогнозов социального развития; его теория творческой активности человека, которая опровергает представления о предопределенном прогрессе»[355].

Если попытаться критически оценить это признание, то к наиболее значимым параллелям между идеями двух мыслителей можно прежде всего причислить концепцию правового социализма, предполагающего возможность перестроения общества не за счет социальной революции, а через создание новых правовых институтов, «уравновешивающих» общество и личность. Здесь нужно отметить и концепцию федералистской собственности, которую Гурвич заимствовал у Прудона, идею диалектики, идеал-реалистический подход к обществу. Сходными были также представления двух мыслителей о роли права в общественной жизни и в деле социальных преобразований (именно развитие «экономического» (Прудон), или «социального» (Гурвич), права должно было привести к построению социалистического строя). В немалой степени воззрения Прудона повлияли и на формирование представлений Гурвича о социализме: критикуя позиции своих оппонентов, он часто использует аргументацию французского мыслителя. Особенно это касается марксистской концепции социализма, в критике которой Гурвич следует Прудону[356].

Социально-философская мысль П. Прудона стала тем источником, в котором молодой Гурвич находил теоретическое обоснование не только непосредственному опыту революционных событий в России, но и своим формирующимся научным принципам – признанию свободы как сущностного условия общественной жизни в противовес детерминизму марксистской и гегелевской философии, утверждению этического вектора социального развития, возможности переустройства общества на принципах федерализма (участию всех социальных групп в управлении обществом). Становление в революционной России новых правовых институтов, таких как рабочее представительство в рамках заводских советов, попытки установления коллективной собственности в аграрной политике эсеров и, главное, полное разрушение старой системы права и спонтанное создание новой на основах «революционного правосознания» и без главенствующего участия государства, казалось, подкрепляли тезисы Прудона о возможности переустройства общества через автономное развитие независимых от государства социальных организаций[357].

Вслед за Прудоном считая свободу сущностной характеристикой общения, мыслитель полагал, что свобода не абсолютна в том смысле, что она не возникает из ничего, она укоренена в реальном жизненном мире и с этой точки зрения относительна, обусловлена социальным целым[358]. Поэтому тезисы обоих мыслителей о свободе как абсолютном условии социальной жизни означают не «негативный аспект» свободы как независимости от внешних условий, а «позитивность» свободы как потенциальной возможности личности изменять социальные условия, преодолевать их за счет ситуативности и спонтанности развития форм общения[359]. В отличие от Руссо с его политической доктриной Гурвич в годы своей молодости не посвятил отдельной работы концепции Прудона; исследования Гурвича о французском мыслителе были опубликованы только во второй половине 1920-х годов на русском и немецком языках

354

Говоря о влиянии концепции Прудона на формирование его взглядов, Гурвич подчеркивает, что если он и «был последователем Прудона, то только в начале своей карьеры» (Gurvitch G. Mon itinéraire intellectuel ou exclu de la horde… P. 6).

355

Говоря о влиянии концепции Прудона на формирование его взглядов, Гурвич подчеркивает, что если он и «был последователем Прудона, то только в начале своей карьеры» (Gurvitch G. Mon itinéraire intellectuel ou exclu de la horde… P. 6).

356

В этот период молодой ученый предпринимает «решительную атаку против марксизма с целью его преодоления» (Balandier G. Histoire d’autres. Paris, 1977. P. 247). Однако в более поздних работах Гурвич находил свой политический идеал в синтезе социалистических идей Прудона и Маркса. Сильной стороной Прудона было понимание центрального значения свободы для развития общества и тезис о необходимости децентрализации общественной жизни, тогда как заслугой Маркса был четкий анализ экономических противоречий существующего общества и анализ исторических перспектив его развития (см.: Gurvitch G. Pour le centenaire de la mort de P.-J. Proudhon. Proudhon et Marx: une confrontation. P. 7–16).

357

Вероятно, именно поэтому молодой Гурвич в годы революции бросает чтение трудов Маркса, которые не находят своего практического обоснования в происходящих событиях и служат только идеологическим прикрытием действий большевиков. Интерес ученого в те годы был направлен не на пророчества марксизма, а на «внутреннюю динамику социальных форм самого общества» (Duvignaud J. Georges Gurvitch // Anthologie des sociologues français contemporains / J. Duvignaud (éd.). Paris, 1970. P. 38). За это В. В. Ульрих упрекает своего молодого друга, который «увлекался чтением Прудона, Штирнера и современных русских поэтов Блока и Маяковского, вместо того чтобы продолжать комментировать труды Маркса» (Duvignaud J. Entretien avec Georges Gurvitch. P. 24–25).

358

См.: Gurvitch G. Déterminismes sociaux et liberté humaine. Р. 68–81.

359

См.: Idem. Problèmes de la sociologie générale… Р. 153 et suiv. В этом смысле идеи Гурвича лежат в одной плоскости не только со взглядами Прудона, но и с идеями М. Вебера, Н. Лумана и других мыслителей, предполагавших действие селективных механизмов в человеческой истории (как системы различных форм общения, приводящих в исторической перспективе к социальным изменениям) и выступавших против разного рода исторических детерминизмов.