Право и общество в концепции Георгия Давидовича Гурвича

[389], ученый не преминул найти в творчестве Дюркгейма не характерную для французского мыслителя трактовку коллективного сознания как сферы трансцендентных идей и логических форм, а индивидуального сознания – как сферы разрозненных психических переживаний[390]. Отметим, что в более ранних трудах Гурвич высоко оценивал концепцию органической солидарности французского социолога, в которой находил «задатки для осуществления идеала равновесия между целым и индивидами и для коллективного гарантирования прав и свобод индивида»[391].

Субъективизм и трансцендентализм, в которых Гурвич в своих поздних работах упрекал французского социолога[392], во многом преувеличены, так как бергсоновская концепция открытого сознания, даже в интерпретации Гурвича, не означала полной открытости и в той или иной мере оставляла каждому сознанию автономию по отношению к воздействию извне. Дюркгейм, напротив, был одним из немногих философов, которые находили возможным отстаивать существование разноуровневых форм психической жизни (коллективной и индивидуальной). В конечном счете, основной формальный упрек Дюркгейму заключался в неиспользовании тех диалектических методов, которые Гурвич разработал для уяснения форм коммуникации в значительной мере открытых друг другу сознаний (в форме «Я», «Мы» или «отношения к Другому»), – методов взаимодополняемости перспектив и взаимной импликации[393]. Отсутствие анализа форм коммуникации послужило поводом для еще одного безосновательного упрека в адрес Дюркгейма – в отсутствии концепции межличностной психологии[394]. Эти недостатки концепции французского социолога Гурвич предполагал преодолеть путем введения в социальную теорию своеобразно понимаемых принципов философии А. Бергсона, особенно принципа открытости сознаний и единства жизненного порыва.

Если в первые годы эмиграции мыслитель ориентируется преимущественно на изучение немецкой философии, то после 1925 г. эволюция мысли Гурвича более тесным образом связана с французской философской мыслью. Причина этого как в переезде Гурвича в Париж и начале французской научной карьеры, так и в определенной внутренней логике его интеллектуального становления. Как видно из дневника ученого, абстрактное мышление, характерное для немецкой философской мысли, все чаще находило себе противовес в конкретных социологических и философских разработках французских исследователей, в частности А. Бергсона. Этот «единственный гениальный философ нашего времени»[395] был для Гурвича одной из наиболее значимых фигур современной философии; он немало сделал для «освобождения человеческого мышления от догм и предрассудков»[396].

Гурвич подчеркивает, что Бергсон вводит в оборот новый подход – призыв к «прямому контакту с объектами» и к преодолению субъективизма и идеализма. Эти принципы бергсоновской философии были особенно близки Гурвичу, чье философское мировоззрение сформировалось в рамках русского философского дискурса, с его ориентацией на онтологизм и на идеал-реализм[397]. Гурвич особенно ценил в идеях французского мыслителя критику классической научной парадигмы, виной которой была «замена истинного опыта, рождающегося от прямого контакта человеческого духа с непосредственными данными, на искусственно переработанный, сортированный и конструированный опыт»[398].

В концепции Бергсона Гурвич находит искомый синтез трансперсонализма Фихте и феноменологической редукции Гуссерля: коллективное сознание оказывается раскрытием человеческой свободы через творческое единство в потоке бытия, где каждый момент развития спонтанен и непредсказуем. Эта идея встречается во всех произведениях Гурвича, особенно в посвященных разработке диалектической методологии, которую мыслитель также стремится представить в качестве принципа человеческой свободы

389

См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 15–50.

390

См.: Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 50–52.

391

Ср., например: Gurvitch G. Les principaux répresentants de la sociologie allemande au XXème siècle… P. 45.

392

См.: Idem. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 10–13.

393

См.: Idem. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 23, 58.

394

См.: Idem. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 28. Несколько дальше Гурвич все же признает, что межличностная психология была предметом анализа Дюркгейма, но тот ошибочно ограничил этот анализ изучением только тех символов и знаков, которые опосредуют межличностное общение и образуют новую реальность, отличную от реальности собственно психологических переживаний (Ibid. P. 37–39), тогда как, по мнению Гурвича, основной акцент в таком анализе должен уделяться изучению степеней взаимоприникновения сознаний и сопутствующих этому факторов (Ibid. P. 29–30).

395

См.: Idem. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 203.

396

См.: Idem. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 203.

397

См.: Antonov M. Georges Gurvitch et l’influence russe // Anamnèse. 2005. No. 1; Idem. Les influences russes sur la formation intellectuelle de Georges Gurvitch; Antonov M., Berthold E. Sources russes de la pensée de Georges Gurvitch: Ecrits de jeunesse dans les Annales contemporaines (1924–1931) // Cahiers Internationaux de Sociologie. 2006. No. 121.

398

Gurvitch G. La vocation actuelle de la sociologie. Vol. 2. P. 204.