- Арлетта, мне очень не нравитесь вы, и очень не нравится ваше здесь появление. Я бы хотела, что бы вы как можно быстрее нас покинули. Лучше – не заходя в дом.
Аки замерла.
- Предупреждаю. Здешний комиссар полиции – мой очень хороший знакомый. И в случае чего не будет ограничивать себя в общепринятых рамках.
- В случае чего? И в каких рамках?
Ответа не последовало. Положение спасла Оксана, которая, обернувшись на пороге, призывно замахала рукой, но внутрь не зашла, терпеливо дожидаясь отставших женщин.
Х
Наталья Васильевна прожила довольно интересную и насыщенную событиями жизнь. Человеком была целеустремленным, деловым и очень энергичным. Обладала большим здоровым цинизмом и, как сама считала, огромным житейским опытом.
Опыт действительно был, и не только житейский. Дочери она об этом никогда не рассказывала, но ее бабка, безвыездно прожившая в глухом украинском селе, имела твердую репутацию ведьмы, и небезосновательно. Как считалось у поселян, главные ее способности проявлялись в лечении домашнего скота, но заблуждались они в этом сильно. Занималась она и другими вещами, которые не всегда были безобидными и направленными на принесение пользы простым сельским жителям. Естественно, этим она перед знакомцами не хвасталась. На костре не сожгли бы, времена уже не те, но вот хату бы спалили, да и семью выгнали куда-подальше. Открылась лишь внучке, уже перед смертью, наделив ее своим тяжким знанием. Наташа на тот момент была комсомолкой, твердой атеисткой и в антинаучную сущность колдовства не верила. Поэтому, внутренне посмеявшись над «темной» бабушкой, вернулась в Киев, где постигала актерское мастерство в местном училище. Прошло время, бабушка отошла в мир иной, учеба подходила к концу, и серьезно вставал вопрос о распределении. Сильно манила Москва, но сироту, у которой из всех достоинств была только яркая внешность, явно ждало другое направление. Родина была огромной, а захолустных театриков в ней пруд пруди. Но случились святки, а девушки, невзирая на все свое марксистско-ленинское воспитание, в эти дни активно развлекались гаданием. «Суженый-ряженый» и все такое. Гадали-то практически все, но у Наташи результаты случились настолько удивительными, что общежитские подружки дружно окрестили ее ведьмачкой, начали соблюдать в отношениях некую дистанцию, и на всякий случай перестали знакомить со своими парнями. Наташа отнеслась к своим неожиданным возможностям серьезно. Вспомнила бабушку, с оглядкой на вездесущих комсомольских активистов сходила в церковь, и отправилась покорять столицу, получив направление в знаменитый академический и драматический театр. К такому повороту своей судьбы она внутренне была готова (не зря две ночи просидела над бабкиной книжкой), а к скуке и железной дисциплине, царившей в театре с не легкой руки маститого художественного руководителя, была не готова абсолютно и привыкнуть не смогла. Но, благодаря хорошим внешним данным и животному желанию держаться рядом с сильными мира всего, быстро и основательно вошла в круг так называемой «богемы», костяк которой составляла «золотая молодежь», а также молодая поросль «культурной элиты». Рестораны, творческие вечера, поездки на правительственные дачи, обсуждения новостей «вражеских голосов», красивые военные и подающие надежды молодые ученые. Жизнь бурлила своей новизной и пеной близкого счастья.
Через год подобного времяпрепровождения в судьбе «подающей надежды молодой актрисы» возник человек в сером костюме, плохо скрывающем офицерскую выправку. Иван Иванович не стал долго ходить вокруг да около, а сразу предложил Наташе оказывать помощь органам государственной безопасности в борьбе с тлетворным влиянием Запада, которое основательно пустило корни в кругу ее друзей и приятелей. А чтобы она особо не сомневалась, предложил на выбор две возможности. Либо отправиться на гастроли в дружескую Болгарию, либо поднимать культурный уровень жителей Нижнего Урюпинска, буквально жаждавших увидеть столичную знаменитость.
Наташа не колебалась ни минуты. И через полгода, произнеся на сцене сакральное «кушать подано», наслаждалась теплым морем и пляжами братской республики. Вернулась в Москву, представила Ивану Ивановичу написанный твердым неженским почерком отчет о поездке и выявленных фактах неблагонадежности отдельных членов советской делегации. После чего стала ждать новых интересных командировок. Однако у Родины в лице Ивана Ивановича на нее были другие виды. И через другие полгода она вступила в летучий отряд «Ласточка», занимавшийся интимным обслуживанием иностранных дипломатов и прочих представителей демократического мира, исполняющих свои должностные обязанности в суровой советской действительности.
В принципе, в ее жизни ничего кардинальным образом не изменилось, лишь резко увеличилось количество знакомых иностранцев, что само по себе было довольно интересно и открывало новые, недоступные ранее перспективы. Через год такой жизни Наташа активно засобиралась замуж за корреспондента серьезной английской газеты, со всеми вытекающими отсюда последствиями, вплоть до выезда на родину жениха. Эти начинания были основательно поддержаны Комитетом, чьи представители заставили ее серьезно заниматься языком и освободили от сопровождения представителей африканского социализма.
Лондон ее поразил, что называется, «до глубины души», а счастью не было предела. Но едва она успела познакомиться с родителями жениха, почувствовать себя настоящей леди и выбрать красивейшее свадебное платье, как ее избранник разбился в автомобильной катастрофе. Выходить замуж за покойников было не принято, а несостоявшаяся английская родня указала «русской пигмалионше» на дверь.
Вот так Наташа с десятью фунтами, лежащими в эксклюзивной дамской сумочке из крокодиловой кожи, оказалась практически на улице, без каких-либо серьезных средств к существованию. Начинать жизнь с нуля в капиталистическом раю она не захотела и примчалась в советское посольство, где и отдалась полностью своему горю, ожидая отправки в Союз.
Горе было большим. Она прилагала просто огромные усилия, чтобы не думать о нем и о том, что она потеряла, но бившаяся под сердцем новая жизнь напоминала об этом с каждым днем все отчетливей. Но ее ангел-хранитель из поля зрения не упустил ничего, и там же в посольстве она познакомилась с «одним московским товарищем» по фамилии Егоров, который находился в Великобритании по каким-то торговым делам. Был он человеком серьезным, в возрасте и не женатым. Все время, пока Наташа оставалась в посольстве, он старался окружить ее отеческой заботой и ненавязчивым вниманием. Ей было с ним хорошо и уютно, но не больше. Поэтому, когда уже в Москве, он появился с цветами в квартире подруги, где она собирала чемоданы перед отъездом на малую родину (из театра перед предполагаемым замужеством, естественно, ушла, из общежития, соответственно, выписали), и сходу предложил выйти за него замуж, она растерялась, расплакалась и согласилась. В слезах рассказала ему и про КГБ и про беременность, ожидая в ответ услышать что-нибудь про «конторскую подстилку, беременную империалистическим ублюдком», но Павел Емельянович утер ей слезы благоухающим носовым платком и поставил лишь одно условие. Ребенок будет носить его фамилию и никогда не узнает, кто действительно был его отцом. Так они и поженились.
Жили хорошо и дружно. Товарищи с Лубянки о себе никогда не напоминали. Оксанка росла на радость родителям здоровенькой, умненькой и красивой, а других детей у них не было.
Муж был старым партийцем, скромным и непритязательным. Никогда не кичился своим постом и возможностями. Скрепя сердце, пользовался пайками, а в ведомственные дома отдыха и санатории никогда не ездил, объясняя молодой жене, что благами Родины в первую очередь должны пользоваться те, кому они действительно необходимы. Поэтому отдыхать они ездили исключительно в небольшой приморский городок, где когда-то жили его родители. Но Наташа никогда не протестовала, ценя подаренную судьбой спокойную и благополучную жизнь. Затем рухнул Союз, и внезапно повзрослела дочь. Выросла в красивую статную девицу и стала пропадать вечерами, объясняя это дополнительными занятиями в институте. Сдав за дочку сессию, Павел Емельянович неожиданно выдал ее замуж. Пришел с работы и просто сказал, что у него есть друг, а у друга – сын. Сын – «далеко пойдет», и «семья хорошая». Она не спорила. Странно, но не спорила и Оксана.