– Что с ней? Ей снова плохо? – пролепетал он, постепенно возвращаясь к реальности.
– Да. Она зовёт вас,… просит, чтобы вы пришли…
– Я?! Зачем? Что я могу,… чем я могу помочь?
– Не знаю,… только она зовёт,… просит… Вы же спасли её,… может,… ещё…?
– Я?! Спас?! – изумился Аскольд. – Да что вы? Я только пульс… А впрочем, пойдёмте.
Они подошли к купе. На белой простыне, на белой подушке, укрытая белым покрывалом лежала почти такая же белая как снег женщина. Она действительно была настолько слаба и плоха, что мнилось, вот-вот испустит дух. А может, уже…? Странно, но тогда, после падения она не показалась Аскольду такой уж пожилой и немощной. Теперь же перед ним лежала сморщенная, избитая жизнью старуха, а по мертвенной, без единой розовой прожилки бледности лица – практически труп. Богатов невольно остановился в дверях и замер, словно в столбняке. Он боялся ступить шаг вперёд, перешагнуть порог, войти в пространство, которое возможно уже облюбовала для себя смерть. Но тут женщина открыла большие, светлые, живые и полные жажды жизни глаза, обратила их на Аскольда, и этот взгляд вывел его из ступора. Он вошёл и присел на край дивана больной. Розовая тётка тоже вошла и устроилась напротив.
– Как вы себя чувствуете? – спросил Аскольд участливо и положил ладонь на руку женщины. – Я могу вам чем-то помочь?
– Помогите, батюшка, – тихо сказала женщина и улыбнулась спокойной умиротворённой улыбкой. – Помогите.
– Ну, вот видите, вы уже улыбаетесь. Скоро всё будет хорошо. Вам дали какие-нибудь лекарства? – Богатов поднял глаза и увидел на столе стакан воды и пачки каких-то таблеток. – Вы уже выпили?
– Выпила, но это всё не то,… не о том…, – сказала она несколько торопливо, будто спешила куда-то и боялась опоздать.
– Как не то? – удивился Аскольд. – Вам дали не те лекарства?
Он потянулся к таблеткам, взял одну из упаковок, пытаясь прочесть странное, неизвестное название.
– Нет… Оставьте… Это не то… – снова повторила женщина и взяла руку Аскольда в свою, – не надо,… мне не это надо,… это всё пустяки…
Она перевела смущённый взгляд на розовую тётку, будто говоря ей одними глазами: «Извините меня ради Бога».
– Да, да, конечно, – с готовностью откликнулась та. – Я всё понимаю, всё понимаю. Ухожу, – встала и направилась к выходу.
Богатов ничего не понимал. Но решил не выяснять раньше времени, надеясь, что сейчас всё разрешится. Ведь не зря же его позвали. В этот момент он снова отчётливо почувствовал на себе взгляд двух горячих глаз. Тех самых… Аскольд тут же оглянулся,… но было поздно – дверь в купе закрылась за Розовой с аккуратным тихим щелчком.
Они остались вдвоём. Один на один. Где-то в промежутке между жизнью и смертью.
– Так чем я могу вам помочь? – в надежде, что несчастной женщине ничего более не мешает, спросил Аскольд.
– Исповедуйте меня, батюшка, – решилась, наконец, та после некоторого замешательства. – Это единственное, что мне сейчас действительно нужно.
– Как?! – от неожиданности Богатов даже поперхнулся воздухом. – В каком смысле?
– В смысле покаяния… Не откажите в последней просьбе… Я понимаю, что вы теперь не на службе, но всё же…
Женщина ещё смущённо улыбалась, а глаза выражали такую надежду и такую мольбу, что отказать ей было практически невозможно. Но и выполнение подобной просьбы оказалось для Аскольда более чем проблематичным.
– Так я… Я не могу,… вы ошиблись, уверяю вас, – наконец-то он понял, зачем его звала и что хочет от него эта женщина. – Я не священник… Вас, наверное, ввёл в заблуждение мой внешний вид, но… Я не могу, не могу, нет у меня такой власти, понимаете?
– Не можете? … Не священник? … А что же мне теперь…? Как же…? – она не смогла договорить и заплакала. Очевидно, что это обстоятельство обескуражило её более, чем давешнее падение, и испугало сильнее предчувствия расставания с жизнью. – Мне не доехать уже до священника… Как же…?